Конкурс памяти Лотар-Шевченко

Trist

Привилегированный участник
Privilege
http://www.classicalmusicnews.ru/news/lotar-shevchenko-contestants/
В Екатеринбурге с 18 июня по 1 июля 2016 года пройдёт VI Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Конкурс проводится в двух возрастных группах: юношеской (до 19 лет (до полных 18 лет) и основной (с 19 лет). Особенностью этого конкурса является отсутствие верхнего ограничения возраста участников.


К участию в конкурсе допускаются пианисты, прошедшие по результатам прослушиваний видеозаписей претендентов. Прием заявок на участие в этом конкурсе прекратился 1 апреля 2016 года.

Международное жюри возглавит Иржи Глинка (Норвегия). Члены жюри: Эльжбета Стефаньска-Лукач (Польша), Лев Наточенный (Германия), Юхани Лагерспец (Финляндия), Кира Шашкина, Алексей Чернов, Константин Тюлькин (Россия). Ответственный секретарь жюри Юрий Данилин.
На VI Международном конкурсе пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко в качестве наблюдателя будет присутствовать представитель Высшей школы музыки Альфреда Корто в Париже.
Помимо премии и почетного знака один из лауреатов этого конкурса получит стипендию для прохождения курса обучения в Высшей школе музыки Альфреда Корто.

Всего на участие в VI Международном конкурсе пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко было подано 70 заявок. Комиссия отобрала на участие в конкурсе 42 пианиста: 16 – в юношеском и 26 – в основном конкурсах (резерв – четыре человека) из Казахстана (1), Мексики (1), Норвегии (2), Польши (2), России (33), Узбекистана (1), Украины (1).

Допущены к Юношескому конкурсу:

Лозовска Джулия (Польша); Березняк Дмитрий, Ворожцов Артур, Гаврилова Ольга, Евграфов Евгений, Загидуллина Станислава, Ключко Александр, Лешкин Андрей, Марченко Елизавета, Матвеева Мария, Михонин Матвей, Понарьина Алина, Раманкулов Осмон, Сербина Евгения, Янюшкина Елизавета (Россия); Гарипова Камила (Узбекистан).

Допущенны к Основному конкурсу:

Кожахметова Жибек (Казахстан), Гутьерез Велез Рафаэль (Мексика); Вальберг Сирил, Локен Такло Андреас (Норвегия); Крушек Войцех (Польша); Богородская Василиса, Бреславец Андрей, Доля Тимофей, Звягин Константин, Казанцев Тимофей, Кинасов Максим, Ковалев Дмитрий, Козлов Кирилл, Костерина Марина, Косяков Роман, Кудряков Николай, Кузнецова Полина, Мерзлов Арсений, Парфенов Марк, Ундольский Александр, Хачикян Константин, Худяков Олег, Шайназаров Руслан, Широков Александр, Щербаков Андрей (Россия); Трухин Александр (Украина).
Резерв:
Ковалев Михаил, Вахитова Рената, Макарова Ольга, Бахтин Илья (все Россия).
В концерте, посвященном торжественному открытию VI Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко, который состоится в Большом зале Свердловской филармонии, в первом отделении выступят члены жюри конкурса Алексей Чернов, Юхани Лагерспец и Константин Тюлькин, а во втором – лауреат первой премии V конкурса Николай Медведев исполнит два концерта Равеля для фортепиано с оркестром в сопровождении Уральского симфонического оркестра под управлением Евгения Бушкова.

Владимир Ойвин
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Ее бы понял Данте

23.06.2016


Вера Лотар-Шевченко, 70-е годы. Фото – yeltsin.ru
18 июня в Екатеринбурге открылся VI Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.

Начну — с неопределившихся. Согласно свежему опросу «Левада-центра», 52% россиян поддерживают Сталина. К этим «позитивчикам» вернусь позже. А пока хочу сказать о других цифрах опроса: наименее положителен Сталин молодым людям в возрасте от 18 до 24 лет. Но и здесь «безусловно отрицательной» его роль назвали 14% таких респондентов. Среди молодежи — только 14%? Самую низкую оценку дали москвичи — 22% жителей столицы России назвали роль Сталина «безусловно отрицательной». Но и этой цифре как радоваться? Меньше четверти всего?

Сколько ж крови ЕЩЕ должно пролиться, чтобы те, кто не определился в своем отношении к Сталину, — определились?

Так вот: я не то чтобы хочу рассказать про Веру Лотар-Шевченко этим неопределившимся… просто бросаю эту историю им в лицо.

Она родилась в Париже. Отец — француз, известный математик, профессор Сорбонны. Мать — испанка, филолог. Ее воспитанием занимались мать и четыре гувернантки. Англичанка, которую она не любила за высокие требования по гимнастике. Немка учила немецкому языку, и потом Вера любила читать по-немецки. Француженка преподавала хорошие манеры, светские привычки. И еще была гувернантка, ответственная за ее наряды.

С четырех лет Веру обучали музыке. Педагогом был великий французский пианист Альфред Корто.


В четырнадцать она играет с самым знаменитым в мире оркестром под управлением Артуро Тосканини. От ее исполнения Бетховена приходит в восторг Ромен Роллан. В те же четырнадцать начала концертировать, объездила всю Европу и Америку. В пятнадцать закончила Парижскую консерваторию и поступила в Венскую академию музыки.


В ее распоряжении лучшие концертные залы Европы. После гастролей в Америке самая крутая фирма в мире – Steinway & Sons – предложила Вере Лотар играть на своих роялях и доставляла инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. В знак благодарности за согласие и рекламу «Стейнвей» дарит ей свои рояли. Это поистине царские подарки.

Кстати, у Ярослава Кирилловича Голованова я прочла:

«…качество роялей «Стейнвей» зависит от травы, где паслись овцы, из шерсти которых сделан фетр на ударяющих по струнам молоточках».

Ну значит, европейское и американское турне… успех, успех, успех… она молода, красива, богата, счастлива… влюбленные молодые люди…

Она выбрала не совсем молодого, совсем не богатого. Выбрала нерасчетливо, безрассудно, просто потому что полюбила. Как скажет потом ее друг, режиссер Владимир Мотыль: пошла за чувствами.

Отец ее имел тягу ко всему русскому. Он и детям своим дал русские имена — дочь назвал Верой, сына — Дмитрием. И ввел ее в круг своих друзей. Там она и встретила будущего мужа — Владимира Яковлевича Шевченко, инженера-акустика, создателя смычковых инструментов, «русского Страдивари».

Его отец эмигрировал из России после революции 1905 года. Володя был тогда подростком. А в 1917-м отец вернулся на родину. Сына же оставил в Париже продолжать образование.

Владимир Яковлевич мечтал вернуться в свою страну. И вот наконец добился разрешения вернуться. И приехали они с Верой в Ленинград, о господи, в 1937 году. Он, она и двое его сыновей от первого брака. Поселили их в крохотную комнату в общежитии, работы не было, жить не на что. Он подрабатывал где мог. Она продавала свои парижские платья.

По законам того страшного времени все отнеслись к ним очень подозрительно.


Впрочем, нет, не все. Заступничество великой пианистки Марии Вениаминовны Юдиной позволило Вере Лотар-Шевченко получить «соответствующую исполнительскую категорию» и начать работать в Ленинградской государственной филармонии.


Тут я должна сделать небольшое отступление. Есть легенда, связавшая Сталина и Юдину. Эту легенду — или быль? — любил рассказывать Дмитрий Дмитриевич Шостакович.

Юдина была самой эксцентричной фигурой за всю историю русской музыки. Окончила Петроградскую консерваторию в 1921 году по классу фортепиано профессора Леонида Николаева (у которого учился и Шостакович). На сцену выходила всегда в черном длинном платье со свободными «поповскими» рукавами (почти что ряса) и с огромным крестом на груди.

Говорят, никому не были ведомы такие тайны звукоизвлечения, как Юдиной. Она играла с силой десяти мужчин! Музыкальные интерпретации Марии Вениаминовны воспринимались аудиторией, по свидетельству музыковеда Соломона Волкова, как иступленные проповеди. Но ей самой «только лишь» музыки было мало, и она часто, прервав свой концерт, обращалась к публике со стихами запрещенных тогда Пастернака и Заболоцкого.

За это ее саму надолго запрещали, выгоняли с преподавательской работы, а она упрямо стояла на своем. Сломать и уничтожить ее могли только физически, но у нее была «охранная грамота».


Вера Лотар-Шевченко в юности
Однажды Сталин услышал по радио Моцарта в исполнении Юдиной и потребовал себе эту запись. Все были в шоке. Никто не мог решиться сказать вождю, что это была прямая трансляция и записи просто нет. Юдину срочно вызвали в студию, и всю ночь она записывала с оркестром тот концерт. За ночь сменилось несколько дирижеров, пока наиграли пластинку, дирижеры вырубались от усталости и страха… а Юдина все играла и играла.

Утром пластинку поднесли Сталину. Тираж записи уникален — один экземпляр.

Получив пластинку, Сталин вознаградил Юдину крупной суммой денег. Юдина поблагодарила его письмом, в котором сообщила, что жертвует эти деньги на нужды своей церкви. И добавила, что будет молиться Богу, дабы Сталину были прощены его тяжкие прегрешения.

Такое письмо было хуже самоубийства. Но никаких репрессий против Юдиной не последовало.

Рассказывали, что когда Сталин умер, то эту самую пластинку Моцарта нашли на проигрывателе рядом с кроватью вождя. Можно как угодно относиться к этой истории, но даже очень скептический Шостакович настаивал на ее правдивости.

В 1941 году, перед войной, Владимира Яковлевича Шевченко арестовали.

Со всей своей французской отвагой и темпераментом, в котором бурлила мамина испанская кровь, Вера кинулась в НКВД и стала кричать, путая русские слова и французские, что муж ее — замечательный честный человек, патриот, а если они этого не понимают, то они — дураки, идиоты, фашисты и берите тогда и меня… Они и взяли. По статье «сто шешнадцать пополам».

И будет Вера Лотар-Шевченко тринадцать лет валить лес. В Тавде Свердловской области. Узнает о смерти мужа в лагере и детей в блокадном Ленинграде. Не сразу узнает.

Многие годы пишет мужу в никуда. Строчка из одного ее письма мужу — из лагеря в лагерь: «Мы еще будем жить настоящей жизнью».

Сволочи! Знали же — был еще тот учет и контроль! — что нет ее мужа в живых.

Первые два года в лагере умирала. А потом сказала себе: раз не умерла, значит, надо жить. Следовала завету Бетховена всем страждущим: Stirb oder Auf! Умри или Будь!

Освободилась в Нижнем Тагиле. И прямо с вокзала в драной лагерной телогрейке из последних сил бежала поздним вечером в музыкальную школу, дико стучала в двери, умоляя о «разрешении подойти к роялю»… чтобы… чтобы «играть концерт»…

Ей разрешили. И тут она первый и последний раз в жизни испытала страх. Никак не могла решиться дотронуться до клавишей. Пальцы пианиста деревенеют, если он не играет даже один день. А она тринадцать лет не прикасалась к роялю. Ей казалось: вот Шопена сможет играть, а Баха не сможет… смогла и Шопена, и Баха… а вот Бетховена не сможет… смогла и Бетховена…

У закрытой двери, не смея зайти, рыдали навзрыд педагоги. Было же понятно, откуда она прибежала в драной телогрейке.

Играла почти всю ночь. И заснула за инструментом. Потом, смеясь, рассказывала:

«А проснулась я уже преподавателем той школы».

Директор музшколы — Мария Николаевна Машкова — была первым человеком, кто пригрел и приютил ее в Нижнем Тагиле. Взяла на работу иллюстратором, поселила прямо в школе. Вера Августовна играла детям любую классику, о которой на уроке говорил педагог. Счастливые те дети! Кого слушали…

На первую свою зарплату возьмет напрокат кабинетный рояль. На вторую: сошьет себе черное концертное платье в пол. Явно для филармонических стен, хотя до них было ох как далеко. А потом, скопив денег, купит шубу. После лагерной или с чужого плеча одежды — это ж такое женское счастье идти по снежному Тагилу в новой теплой элегантной шубке.

И вот как-то поздним вечером догоняют ее два бандита, нож к горлу и говорят:

«Раздевайся! Гони шубу!»

«Чего?! Это моя первая одежда после лагеря!»

— вместо того чтобы испугаться, впала во гнев Вера Августовна. Бандиты растерялись:

«А ты где сидела? Кто был начальником?»

Разговорились, нашли общих знакомых. Потом они галантно проводили ее домой и сказали:

«Извини, не знали. Ходи в своей шубе спокойно. Больше тебя в этом городе никто не тронет!»

А когда через несколько лет перед первым ее концертом в Уральской консерватории ведущая заглянет в гримерку, чтобы проверить, прилично ли выглядит Лотар-Шевченко, и, удивленно-одобрительно оценив то самое черное в пол платье, удалится — Вера Августовна скажет, улыбаясь:

«Она думает, я из Тагила. Она забыла, что я из Парижа».

Кстати, о Париже. Ее звали туда вернуться. Там оставались родственники. Но она неизменно отказывалась. Объясняла:


«Это было бы предательством по отношению к тем русским женщинам, которые поддерживали меня в самые трудные годы в сталинских лагерях».


В 1957 году ее нашел старший сын Владимира Шевченко Денис. Он выжил в блокадном Ленинграде. Потом ушел на войну. После войны продолжил дело отца — стал мастером-акустиком, создателем смычковых инструментов. И тоже был очень талантлив — получил Большую золотую медаль Международного конкурса альтов в Италии.
В 1965 году о Вере Лотар-Шевченко рассказал в «Комсомольской правде» Симон Соловейчик. А позже много писал о Вере Августовне мой друг и коллега Юрий Данилин, который в те годы был собкором «Комсомолки» по Западной Сибири.

Последние шестнадцать лет своей жизни Вера Лотар-Шевченко жила в Академгородке под Новосибирском.

Она не просто восстановится после лагеря как музыкант, но и начнет активную гастрольную деятельность. Москва, Ленинград, Одесса, Омск, Свердловск, Чита, Хабаровск, Красноярск, Львов, Киров, Киев…

Иногда к ней возвращалось французское легкомыслие. Как-то в предновогодний вечер Вера Августовна прикатила к Данилину в корпункт «Комсомольской правды» на такси (двадцать пять километров от Академгородка) и с порога объявила: «Будем кутить!»

«Давайте здесь»,

— предложил Данилин, понимая, что такое предпраздничная ночь в городе. Но понимание реалий ее никогда не интересовало.

«Здесь надо работать, а не кутить»,

— сказала она о корпункте. И вот они поймали на улице какую-то случайную, но дорогую машину и долго, долго ездили по городу в поисках романтического места. Вдруг — кафе «Волна».

«Что значит — «Волна»?»

— спросила Лотар-Шевченко. Странно, но при абсолютном знании почти всех европейских языков русский ей не очень давался. Данилин хотел честно признаться, что ничего хуже этого гадюшника в Новосибирске нет, но измотанный водитель закричал радостно:

«Это море такое, брызги, вода, фейерверк…»

— и высадил их. Грязная забегаловка, синюшные лица, дым коромыслом. Она оглядывается и говорит удивленно:

«Здесь нет рояля».

«Господи, хорошо, если посуду моют хотя бы раз в день»,

— подумал Данилин.

Вера Августовна в старенькой каракулевой (той самой!) шубке, которая, впрочем, смотрится на ней, как горностаи. Она всегда умела быть заметной. Вот и пьянчужки в «Волне» вдруг притихли и с какой-то почтительной тревогой на нее посматривают. Женщин в зале вообще мало. А такой они не видели никогда.

Лотар-Шевченко царственно подходит к барной (якобы) стойке, ведет там короткие переговоры и говорит, обращаясь непосредственно к посетителям:

«Месье! Есть водка (показывает, высоко поднимая вверх, две бутылки). Нужен рояль!»

От столиков поднимаются два «месье», ни слова не говоря берут бутылки «Посольской» и уходят в ночь.

«Навсегда»,

— думает Данилин, зная местные нравы. И ошибается. Уже минут через двадцать все прильнули к окнам и видят, как через трамвайные пути те два «месье» катят приличного вида кабинетный рояль. Выменяли на водку у сторожа соседнего Дворца культуры. Не «Стейнвей», конечно, но вполне пригодная «Эстония».

И вот в новогоднюю ночь в промышленном районе Новосибирска в кафе «Волна» играют Брамса! И — как!!!

Явилась вся кухня, вышли швейцары, гардеробщики. И все стоя благоговейно слушают музыку. Полтора часа никто не шевельнулся. С ума сойти! Не «Волна», а зал Дворянского собрания.

И провожая их, ручку все Вере Августовне целуют, и машину находят, и трогательно прощаются.

«Нет, не знаю я своего города!»

— думает Данилин. Не знаем мы своей страны, своего народа — добавлю я от себя.

Разговариваю с Натальей Алексеевной Ляпуновой, биологом, генетиком, доктором наук. Ее отец — Алексей Андреевич Ляпунов — знаменитый математик, из тех, кто вопреки мракобесию отстаивал у нас кибернетику как науку. С Верой Лотар-Шевченко они познакомились в Академгородке.

«Вера Августовна не любила рассказывать о лагере. Но если все-таки вспоминала — только хорошее. Пять лагерей сменила. А все рассказы ее — какие там замечательные люди! Вот в одном лагере начальник был приличный человек. И там сидело много музыкантов, кстати, очень знаменитых. И начальник придумал создать в лагере оркестр. Какие-то струнные они нашли, духовые, даже на гребенке играли. Классику, между прочим.

И Вера Августовна для каждого написала партитуру и сама дирижировала. Рояля, конечно, не было. Но на ней весь оркестр держался. Освоила баян, аккордеон. И ее там очень любили. К ней невозможно было плохо относиться — она была беззащитна и вся в музыке.

Потом кто-то донес на того начальника лагеря, его убрали. Но Веру Августовну и после него спасали как могли — перевели на какое-то время с лесоповала на кухню. На мытье посуды. «Это было счастьем, — вспоминала она, — руки в теплой воде!»

На ее концерты в Москве и Петербурге билеты в первый ряд не продавали. Места здесь — всегда! — предназначались для тех, с кем она сидела в сталинских лагерях. Пришел — значит, жив.

Пальцы у Веры Августовны до конца жизни были красные, корявые, узловатые, гнутые, изуродованные артритом. И еще — неправильно сросшиеся после того, как их на допросах переломал («не спеша, смакуя каждый удар, рукоятью пистолета») старший следователь, капитан Алтухов.

Фамилию эту она помнила потом всю жизнь и никогда его не простила. Это при ее-то привычке держаться только за хорошее и доброе! Нет, все правильно: надо уметь прощать и уметь не прощать.

Так вот: продолжим о людях. Живя в Академгородке, Вера Августовна все выходные проводила в семье Ляпуновых.

«Мама смазывала ей руки облепиховым маслом, папа говорил с ней, к ее счастью, по-французски, а я всегда сопровождала ее на концерты. У папы не было музыкального слуха, но он специально для Веры Августовны купил в наш дом рояль, не «Стейнвей», конечно, но приличный Bekker. И часто она на нем играла.

Вообще в быту была человек неприспособленный. Рассказывала мне: «Натусь, я ставлю курицу сварить на кухне и ухожу играть к себе в комнату, играю, играю, пока дым вовсю из кухни не пойдет, ну тогда иду и выбрасываю почерневшую кастрюлю с курицей». Зато она научила меня делать сыр камамбер, без которого как француженка жить не могла: «Заворачиваете в полиэтилен плавленый сырок «Дружба», кладете на теплую батарею и забываете. Через три месяца от батареи начинает идти очень французский запах, сыр покрывается плесенью — вот вам и камамбер…» И смеялась при этом так счастливо, как будто не было пяти лагерей, тринадцати лет на лесоповале… Такая детскость души…»

— рассказывает Наталья Алексеевна.

А потом ей купили новенький «Стейнвей». Говорят, сын Владимира Шевченко — Денис — прислал из Москвы. Но ее не-музыкальные пальцы не успели к нему прикоснуться. 10 декабря 1982 года Вера Августовна Лотар-Шевченко умерла.

В декабре 2006 года в Новосибирске состоялся первый Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Так основатель конкурса Юрий Данилин перевел Веру Августовну с нелегального положения на легальное.И огромное спасибо Фонду Ельцина, который стал учредителем конкурса и очень помогал и помогает.

Многие годы на могиле Лотар-Шевченко стоял обелиск со звездой. Как будто она — родственница Марксу, Энгельсу и Ленину. Ну не было в местной погребальной конторе других надгробий.

Артем Соловейчик, сын Симона Соловейчика и главный редактор газеты «Первое сентября», установил на могиле новое надгробие. На белом мраморе выбиты слова Веры Августовны: «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна…»

В сентябре 2007 года лауреаты Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко играли в Париже. В стенах ее родной школы — зале Корто. А Вера Августовна смотрела с афиш на родные улицы.

В этом году впервые французская Высшая школа музыки им. Альфреда Корто с радостью объявила о начале официального сотрудничества с Международным конкурсом пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Директор школы Франсуаза Ноэль-Марки сказала, что ценности, которые несет в себе конкурс и ее учебное заведение, совпадают. И главная средь этих ценностей — креативность. Качество — в высшей мере присущее Вере Лотар-Шевченко.

А всего несколько лет назад, когда первые победители конкурса играли в Рахманиновском зале нашей консерватории в память о Вере Лотар-Шевченко, французский посол, помню, плакал. И говорил сквозь слезы, что во Франции ее никто уже не помнит.

* * *

В лагере зэки кухонным ножом вырезали для нее на нарах фортепианную клавиатуру. И она по ночам играла на этом безмолвном инструменте Баха, Бетховена, Шопена. Женщины из барака уверяли потом, что слышали эту беззвучную музыку, просто следя за ее искореженными работой на лесоповале пальцами и лицом.

Я думаю, та клавиатура на лагерных нарах, тот самый необычный музыкальный инструмент ХХ века — это и был настоящий «Стейнвей».

P.S. 52% россиян, которые, согласно опросу, считают, что Сталин сыграл положительную роль в жизни страны, — не думаю, что абсолютно все они — убежденные сталинисты. Скорей всего так ненавидят то, что происходит сегодня… что, да, хотят, чтобы хоть на минуточку вернулся Сталин. Но сталины на минуточку не возвращаются.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
15-летний Александр Ключко победил в Юношеском конкурсе пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко
http://www.classicalmusicnews.ru/lo...-konkurse-pianistov-pamyati-lotar-shevchenko/

24.06.2016


VI Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко
Кроме диплома, цветов и подарков студент первого курса Московского колледжа музыкального исполнительства имени Шопена получил $1,5 тыс.

В Екатеринбурге завершились конкурсные прослушивания юношеской группы VI Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Лауреатом первой премии и $1,5 тыс. стал студент первого курса Московского колледжа музыкального исполнительства имени Шопена, уроженец Саранска Александр Ключко.

Вторую премию и $1,2 тыс. разделили между собой ученик седьмого класса Детской музыкальной школы при Российской Академии музыки имени Гнесиных Евгений Евграфов из Москвы и студент первого курса Новосибирской консерватории имени Глинки Артур Ворожцов из Северска. Каждому выплачено по $600.

Третья премия и $ 1 тыс. разделены между ученицей девятого класса Центральной музыкальной школы (колледжа) при Московской консерватории имени Чайковского Ольгой Гавриловой из Тамбова и студенткой первого курса Академического музыкального училища при Московской консерватории имени Чайковского Алиной Понарьиной из Москвы. Пианисткам досталось по $500.

Дипломантами конкурса стали:
ученица 7 класса Республиканского специализированного музыкального лицея имени Успенского Камила Гарипова из Ургенча, ученик 11 класса Уральского музыкального колледжа (школы-десятилетки при Уральской консерватории имени Мусоргского) Андрей Лёшкин из Ревды,студент первого курса Московского колледжа музыкального исполнительства имени Шопена Дмитрий Березняк из Магадана, студентка второго курса Высшей музыкальной школы имени Зенона Бржевского Джулия Лозовска из Варшавы.

Шестеро конкурсантов получили благодарности «за яркое и впечатляющее участие в программах Юношеского конкурса VI Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко»:
ученик 6 класса Первой детской музыкальной школы Матвей Михонин из Кирова, ученица 8 класса Средней специальной музыкальной школы Санкт-Петербургской консерватории имени Римского–Корсакова Елизавета Марченко из северной столицы, студентка первого курса Московской средней специальной музыкальной школы (колледжа) имени Гнесиных Мария Матвеева из Москвы, студент первого курса Новосибирской специальной музыкальной школы Осмон Раманкулов из Кызыл–Дыйкана, студентка первого курса Академического музыкального училища при Московской консерватории имени Чайковского имени Чайковского Евгения Сербина из столицы, студентка первого курса Тверского музыкального училиша имени Мусоргского Елизавета Янюшкина из Твери.

Специальный приз Алексея Чернова — приглашение в свой класс в Центральной музыкальной школе (колледже) при Московской консерватории имени Чайковского вручен Матвею Михонину. При удачном стечении обстоятельств 13-летний пианист достойно сдаст вступительные экзамены и начнет учебу на новом месте в следующем году.
Заключительный концерт лауреатов Юношеского конкурса, запланированный в Большом зале Детской филармонии на 23 июня, 19:00 и перенесенный на 17:00, отменили из-за долгих прослушиваний второго тура (закончились на 45 минут позже), а также поднакопившейся усталости членов жюри и участников.
Лауреатам юношеской группы пообещали выступление на концерте в Бетховенском зале Большого театра в конце сентября этого года, однако в афише театра пока объявленного мероприятия нет.
 
Последнее редактирование:

Tatiana

Участник
Объявлены лауреаты VI конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко
47811

30.06.2016 Оставьте комментарий


VI Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко
Жюри VI Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко объявило лауреатов.


I премия – Олег Худяков


II премия – Роман Косяков, Тимофей Доля

III премия – Жибек Кожахметова, Александр Широков

IV премия – Константин Звягин

В жюри конкурса входили: Иржи Глинка (председатель, Норвегия), Эльжбета Стефаньска-Лукач (Польша), Юхани Лагерспец (Финляндия), Юрий Данилин (Россия), Алексей Чернов (Россия), Лев Наточенный (Германия), Константин Тюлькин (Россия).

Финал основной группы на Международном конкурсе пианистов памяти Веры Лотар–Шевченко прошел с 28 по 30 июня в Большом зале Свердловской филармонии. Сегодня, сразу после подсчёта голосов и судейского обсуждения жюри назвало лауреатов.

1 июля 2016 в Большом зале Свердловской филармонии состоится Торжественное закрытие конкурса (начало в 18:30, вход по приглашениям). На заключительном концерте выступит лауреат первой премии в юношеской группе — студент первого курса Московского колледжа музыкального искусства имени Шопена Александр Ключко.
 

Tatiana

Участник
Олег Худяков: “Вся конкурсная программа давным-давно играна мной”
127511

30.06.2016 Оставьте комментарий


Олег Худяков
Пианист Олег Худяков о своем участии в Международном конкурсе пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.


Олег Худяков – о подготовке к конкурсу
Ещё за год я узнал об этом фортепианном состязании. Сразу для себя определил приблизительную программу, особенно, что сыграю из крупной формы, но всё равно оттягивал это дело. Сейчас у меня вынужденная ситуация, что нужно много работать и отдавать долги.

Спефицику сольного исполнительства пришлось отмести на год. Я занимался концертмейстерством на четырёх работах. Плюс были, конечно, частные ученики, я давал разные уроки. А время всё подходило и поджимало. Казалось, что два месяца — ладно, месяц — тоже терпит, ничего.
В первых числах июня Ромка Косяков подошёл ко мне и спросил:

“Олег, ты как вообще: занимаешься, готовишься? Мы через 18 дней летим, ты помнишь?”

Он попросил меня что-нибудь сыграть, а я сел и не смог. Вообще ни одной ноты живой не воспроизвёл, потому что элементарно не помнил текста. Реально сел заниматься 7-го июня. Максимум, дважды посидел ночью в Малом зале консерватории, вот и всё.

Ту же Прелюдию, хорал и фугу Франка я не играл шесть лет. Третий концерт Бетховена, если удачно всё сложится, то восемь. Скажем, Английскую сюиту Баха не исполнял два года. Концерт Чайковского — год. То есть, ужасно готовился к конкурсу. Вообще не готовился.

Видеозапись — пожалуй, это самое интересное из произошедшего вначале. О том, что дедлайн первого апреля, я знал, и, как обычно, дотянул до последнего — 25 марта. Понятно было, что пять дней, но 25-го марта у меня должна была быть работа с 8:00 до 22:00. А 29-го я уехал на концерт Григория Соколова в Питер, 30-го вернулся. «Ну, – думаю, – ещё один день в запасе». В итоге понял, что мне не хватает одного дня.

В дирекцию написал. Попросил, чтобы мне разрешили прислать видеозапись позже. Слава Богу, что разрешили. Я послал «старый материал»: первый, второй, четвёртый и пятый этюды Шопена, первую часть Двадцать первой сонаты Бетховена и экспромт Чайковского из ор.72. Проблема была в том, что в условиях просили сыграть французскую музыку, а прежде я не играл её. 25-го марта сел разбирать Дебюсси. И почему-то в голове сразу вылез «Остров радости».

Я потом думаю:

“Совсем дурной, там ведь есть, что поиграть, и причем, нужно действительно сидеть, делать, потому что местами трудно”.

Тогда решил, что простая пьеска, которую смогу выучить за пять дней. И разучил. Договорился с Валерием Владимировичем Пясецким, чтобы он послушал моего Дебюсси, но не сложилось. В итоге, пошёл без него записываться.
В тот день мы выступили с трио в Питере, я сел на сапсан и в десять часов приехал в Москву. Пока ехал, позвонил знакомому, чтобы он подъехал к Малому залу и записал меня. В 22:30 мы встретились. Я — не разыгранный, в Дебюсси путаю текст, но с первого дубля всё записал. Потом сделали дополнительных три дубля, но другие были похуже. Дебюсси я отправил к шестому апреля.

С профессором, в каком-то смысле, у меня тоже печальная история произошла. Валерий Владимирович возглавил Центральную музыкальную школу, а потому мы мало занимались. И у него не было времени, и у меня его не было. Мы, к сожалению, вообще не встречались к июню. То, что прозвучало, я сделал сам.

И это чудо. Только приехав, вдруг понял: трёх часов в классе до первого утра и четырёх— до второго мне не хватит. Нужно было вспомнить всю конкурсную программу, особенно второй тур. Сыграл исключительно потому, что мне выбила класс с пианино очень хороший человек и настоящий друг из музыкального училища имени Чайковского. В прошлом году мы успешно там выступили на «Русском сезоне», и у нас сложились благоприятные отношения. Мне жутко повезло.

Помню, как, после экскурсии в «Ельцин-центре» я рванул заниматься. Ни на какое открытие, конечно же, не пошел. Повторял ор.10 Шопена. Он у меня был «сырым». Этюды я выучил к сентябрю, тогда же «обкатал» их на концерте с «Симфоническими этюдами» Шумана. В ноябре запланировал поехать на фортепианный конкурс в Хамамацу, но благополучно остался в Москве. С того самого времени ор.10 лежал мёртвым грузом. Я к нему даже не притрагивался.

Естественно, за это время все медленные этюды вышли из головы. Три дня я честно сидел в классе и подолгу занимался. В программе было заявлено ещё Рондо Моцарта, на которое я меньше обращал внимания. Очень зря, потому что, когда играл, то задумывался, что идёт дальше. Хотя, в принципе, чувствовал себя спокойно. Но за этюды переживал меньше, чем за рондо.

Олег Худяков – о сыгранных произведениях
Вся конкурсная программа давным-давно играна мной. Из нового — только этюды Шопена. Их я «обкатывал» 30-го сентября на концерте. Моцарта «обыграл» в Минске, в 2014 году. Тогда выучил его за неделю и отложил надолго.

Франка играл в ЦМШ, на зачёте в консерватории и на концерте в Ульяновске. Ещё был концерт в Сарове, где он также звучал. Этюд Капустина знаю с конкурса в Алма-Ате (он был в ноябре). Английскую сюиту играл полтора года назад. Выучил к зимней сессии на втором курсе консерватории — там нужна была крупная форма Баха.

http://www.classicalmusicnews.ru/interview/komu-zakazyvat-muzyku/
Программу, кстати, мы обсуждали с Валерием Владимировичем. Он был против моего выбора этюдов Шопена. Всё время заявлял мне:

«У тебя нет такого пианизма, тебе не надо этого играть».

В итоге, я сам их поставил. С Моцартом всё прошло хорошо, он его одобрил. Во втором туре посоветовал мне вспомнить Франка вместо «Симфонических этюдов». Сказал, что «это моё сочинение», и оказался прав. Прелюдию, фугу и хорал мне было играть спокойнее, чем Шумана. Хотя концентрация, как выяснилось, нужна и для шопеновских этюдов. Баха я сам предложил. Валерий Владимирович не стал комментировать мой выбор.

Олег Худяков – о впечатлениях после двух туров
Самое благоприятное, что могло произойти для меня в игре, случилось. Если учесть, что я ничего не знал, не играл и всё позабыл, то вообще звучал хорошо. Второй тур конкурса я поднимал с 21-го июня. Боялся, что до меня допустят меньше людей и придётся играть 25-го числа. Надо сказать, что я лучше соображаю утром и ночью, поэтому обрадовался, ведь должен был играть первым. В восемь утра по московскому времени — вообще было замечательно. Днём я ходил бы, наверное, как сонная тетеря.

Со вторым туром, конечно, было сложнее. Во Франке были текстовые потери: видимо, не хватило концентрации. В Бахе держал в голове много линий. Когда он завершился, то думал, что отдохну в следующей Прелюдии. А там, во втором такте, взял не ту ноту на верной гармонии. Долго блуждал, но нашёл себя по дороге. Просто осадил руки, послушал, что должно быть и сориентировался. У меня никогда не бывает чисто механической работы.

Забавно так вышло. Когда Жибек репетировала в Детской филармонии, то сказала, что рояль тяжёлый. Я этого не заметил, и ещё спросил у Ромы: «Этот инструмент тяжёлый?» Он мне, в ответ: «Тебе всё равно: достаточно только положить руки, они уже сами играют».


Узнаете ли Вы русскихкомпозиторов в лицо?
Вы наверняка хорошо знаете музыку этихзамечательных композиторов. Сможетели Вы узнать их самих в лицо?

Зал, правда, там хуже, чем в Уральской консерватории: он совершенно не приспособлен для проведения концертов классической музыки. Мало того, что вообще нет акустики, там и рояль не дает никаких ревербераций, чтобы звук хоть как-то летел в зал. Обычно рояль — постоянный партнёр и вы с ним обмениваетесь: ты ему — 10%, он тебе — 90%; ты ему — 90%, он тебе — 10%. А тут, постоянно: ты ему — 95%, а он — 5% и не собирается что-либо дальше делать. Поэтому ты даёшь посыл и за него продолжаешь, чтобы не погас звук: это было непросто, особенно в Моцарте.

В Шопене всегда нет верхов, а тут их капитально нет. Они настолько не разыграны, что, сколько пальцами не работай, вместо восходящего крещендо будет звучать нисходящее. В первом этюде смешно вышло, а второй — оказался как раз подходящим для такой акустики.

На втором туре стоял нормальный рояль. Конечно, у него были свои проблемы. Например, когда Костя Хачикян играл «Allborada del gracioso», то не было репетиций. Не потому, что их Костя играть не умеет, а потому что механика инструмента страдает.

В какой-то момент я понял, что бороться с этим инструментом не нужно. Стоит играть максимально деликатно, хотя мне не всё удалось, и я где-то пережимал звук. Плюс ко всему, забывал текст, особенно, в Капустине.

Я переживал за него, поскольку это джазовый стиль. Здесь нужно понимать, как строится музыка: почему тут такая гармоническая логика и мелодика, а не другие. Конечно, как музыкант, я какие-то вещи ловлю, но полного понимания, чтобы я не волновался ни за одну ноту, нет. Приходится играть ощущением пианизма, слышать опорные звуки и ориентироваться по гармониям. Не очень комфортно было, что там говорить, а тут ведь нужен чёткий ритм и железный пульс.

Вот, начал, играю. Где можно было сбиться, не сбился. «И замечательно», – думаю. Выхожу на последний каданс. Нормально идёт всё, а место, похожее на начало, я как-то раз и отпустил в голове. Причём, в классе, когда репетировал, сыграл так же. Счастлив, что вспомнил последний пассаж, добрался собственными ощущениями. Причём, «Арабески» до этого прошли нормально, но быстро. Когда слушал, то решил: «дурак и не понимаю, о чём играю». Сплошные воспоминания, хотя и стресс, но здорово.

Подготовила Анна Ефанова
 

Пользователи онлайн

Сейчас на форуме нет ни одного пользователя.

ClassicalMusicNews.Ru

Сверху