СКРИПАЧИ, альтисты, виолончелистах, их мысли и высказывания

Trist

Привилегированный участник
Privilege
18 октября 2016 вторник, 19.00
Москва, Концертный зал им П.И.Чайковского
Шостакович, Рахманинов абонемент №35
110 лет со дня рождения Д.Д.Шостаковича

в программе:
Д.Д.Шостакович
  • Концерт №1 ля минор для скрипки с оркестром
С.Рахманинов
  • Симфония №2 ми минор
солисты:
  • Вадим Репин скрипка
дирижёр:
Александр Сладковский
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Юрий Башмет: “Я боюсь, что все получится так, как можно только мечтать”

26.10.2016


Юрий Башмет
Один из самых известных в мире дирижеров и альтистов Юрий Башмет в интервью «Вслух о главном» рассказал о том, почему мало занимался с дочерью музыкой, зачем нужны фестивали и какое лицо у тюменской «Алябьевской осени».

Также маэстро поведал, как притворился Алем Пачино и почему его появление на сцене заставило упасть со стула Джека Николсона.

Дирижируешь – и боишься повернуться

– Юрий Абрамович, вы не раз принимали участие в фестивале «Алябьевская осень». Он не проводился пять лет. Одной из причин называлось то, что появились другие музыкальные праздники: «Фестиваль Дениса Мацуева», «Лето в Тобольском кремле», и этот якобы стал неактуален. Такое часто случается с фестивалями?

– Чем отличаются фестивали? Каждый имеет свое лицо: либо проходит на родине знаменитого композитора, либо в других примечательных местах, либо привязан к какой-то знаменательной дате и т. д. Есть среди них уникальные – например, «Декабрьские вечера» в Москве, где музыка сочетается с живописью.

У фестиваля должен быть «мотор». Если те люди, которые его придумали, уходят по каким-либопричинам, значит, должны передать проведение фестиваля другим. Фестиваль не может устареть. Он может потерять актуальность только в том случае, если на нем выступают постоянно одни и те же коллективы, исполнители или программа перестает вызывать интерес.

– Вы сказали о том, что у каждого фестиваля свое лицо. Какое оно, на ваш взгляд, у «Алябьевской осени»?

– Алябьев сразу ассоциируется с романсом «Соловей». Интересный факт: на рояле в доме, где родился Петр Ильич Чайковский, стоят ноты именно этого произведения.

Сейчас служители музея композитора показывают письма, которые подтверждают, что ноты стоят там не просто так. Это было любимое произведение Чайковского.

– Формируя программу, важно сохранять связь с биографией и творчеством композитора, которому посвящен музыкальный фестиваль?

– Не обязательно. Мне кажется, что можно искать другие пути. Допустим, оттолкнуться от того, кто оказал влияние на этого композитора, или от того, на кого он повлиял. А сколько лет вашему фестивалю?

– Проходит в двадцать шестой раз.

– Ну, это немного. Я знаю фестивали, которым и по 70, и по 90 лет. Все зависит от людей, от их заинтересованности. Например, мне известны случаи, когда директор музыкальной школы настолько жила музыкой и фестивалем, что благодаря ее энтузиазму фестиваль возродили.

– Вы отмечали, что сейчас за рубежом прекращают финансирование оркестров, как в Италии. А во Франции, в известном парижском концертном зале «Плейель», закрыли абонементы классической музыки. С таким отношением к искусству нужно бороться? Или в экономически сложные времена культура – не первая потребность в жизни людей?

– Это первая потребность. Просто люди так увлекаются своей прямой деятельностью – бизнесом, работой, что отрываются от остального. Но все равно без культуры в итоге и бизнес не пойдет.

Опять же знаю много примеров. Надо свое дело исполнять честно. Мы профессионалы, но главное, что нас отличает, – мы продолжаем любить музыку. Не должно быть безразличных профессионалов.

– Музыку вообще невозможно сравнивать с работой в офисе. Ей сложно заниматься по графику, без вдохновения, разве нет?

– Надо всегда импровизировать, иначе станет скучно. И тогда вы, в зале, тоже заскучаете, если на сцене кто-то недостаточно ответственно подготовится или, что называется, спустя рукава, безэмоционально сыграет. Такое выступление равносильно убийству, потому что в зале может сидеть будущий Шостакович или Моцарт.

– Как раз по поводу гениев: сейчас многие учебные заведения упраздняют, объединяют в большие образовательные комплексы. Как вы думаете, не повредит ли такой подход тому, что только удалось возродить после сложных 1990-х?

– Люди, которые принимают решение об объединении, наверное, взвешивают все «за» и «против». А вот по поводу 1990-х – я не заметил в те годы упадка в музыкальной жизни. По крайней мере, я лично. Может, кто-то и заметил.

Я сужу по уровню студентов, поступающих в Московскую консерваторию. Это всегда происходило волнообразно: год на год не приходится. Бывает несколько замечательных, очень талантливых людей, а бывает, что нет ни одного такого, чтоб можно было представить, что он вырастет в большого музыканта.

И сейчас я очень хорошо представляю себе уровень детского музыкального образования в нашей стране, поскольку мы прослушиваем детские школы и колледжи для отбора музыкантов во Всероссийский юношеский симфонический оркестр. В одном городе, к примеру, сильные ударники, потому что там живет фанатичный, любящий свой инструмент педагог.

Поэтому не важно, объединяются школы или нет. Все зависит от человека, который с любовью занимается своим делом. В Екатеринбурге очень высокий уровень флейтистов, в других городах – трубачей, скрипачей и т. д. У нас традиционно плохо обстоит дело с обучением игре на валторне, например. Когда музыкант не берет ноты, это называется «кикс». Такое не только среди молодежи наблюдается, но и у профессионалов. Дирижируешь, и предстоит соло валторны: даже боишься повернуться. Все время есть опасение, что сыграет мимо – «петуха пустит».

Музыкант должен соблюдать этику
– Ваш внук получает музыкальное образование по классу скрипки, дочь – профессиональная пианистка. Вы им свой опыт передавали, занимались с внуком, дочкой?

– Очень редко занимался. Хотя с дочкой я довольно часто выступаю вместе. Она изумительная пианистка, лауреат нескольких международных конкурсов. У нее очень хороший вкус и прекрасное образование.

– А вы не вмешивались в процесс ее обучения?

– Редко. Хотя ей очень нравились наши занятия. Я на рояле тоже немножко играю, но, конечно, моя дочь играет намного лучше. Когда она была маленькая, я мог подсказать больше по музыке, а не по технике. Например, что недостаточно мягко звучит, надо вес руки уменьшить или бас несбалансированный. Но это было в детстве.

Сейчас очень люблю с ней играть. У меня несколько музыкантов, с которыми очень приятно находиться на сцене, потому что мы друг друга дополняем, говорим на одном языке.

– Кроме вашей дочери кто еще?

– Виктор Третьяков, покойный Олег Коган, его жена Наталия Гутман. Из дирижеров это Валерий Гергиев, Юрий Темирканов, Александр Дмитриев. У меня такое впечатление, что когда я работаю с ними, то играю лучше, чем могу. Усилитель какой-то включается.

– Вы сами дирижер. Когда находитесь на месте солиста, не возникает внутренних противоречий? К примеру: «Что это Валерий Гергиев так дирижирует? Я бы по-другому попросил оркестр сыграть».

– Я отдаю себе отчет, какие задачи стоят перед дирижером при исполнении произведения. Тут лучше соблюдать этику. Я как раз очень не люблю солистов, которые обращаются к оркестру напрямую. Солист, если ему что-то не нравится или неудобно, должен сначала обратиться к дирижеру, причем тихо, а тот уже передаст это оркестру.

– А много таких, кто не соблюдает этику?

– Есть.

– И вы продолжаете с ними выступать?

– Да, продолжаю. Просто тут ничего не сделаешь – человек такой, натура такая. Его не переучишь.

Не может Аль Пачино сыграть на альте, как Юрий Башмет
– Есть веселая история о том, как, глядя на вас, со стула упал Джек Николсон. Это правда?

– Я по просьбе моего друга Никиты Михалкова принимал участие в открытии Московского кинофестиваля. Сам тогда находился где-то далеко, и за мной специально присылали самолет. Прилетел, меня тут же Никита отправил в гримерную.

У меня длинные волосы, их как-то зачесали, уложили, на меня надели черное пальто до пола, темные очки, а мой инструмент – альт – спрятали под пальто. Дальше я доверился Никите: он объявил в зал, что здесь на первых рядах сидит один известный актер, здесь – другой, а вот – Джек Николсон. И вот Михалков говорит, что неожиданно прилетел Аль Пачино. Тут я выхожу.

Не помню, упал Николсон со стула или нет, но какое-то оживление пронеслось по залу. Все, конечно, зааплодировали, закричали. Тогда Никита Михалков говорит: «Однако не может Аль Пачино сыграть на альте так, как Юрий Башмет». Я достаю свой альт из-под пальто и начинаю играть.

– Вы так легко согласились на эту авантюру?

– Я очень люблю оживляющие жизнь истории. У меня их много.

– Поэтому, наверное, и импровизации так любите?

– Очень люблю. Мы одинаково еще ни разу не сыграли, даже то, что очень часто исполняли на сцене. Есть основа, скелет произведения, но все остальное… Это мой принцип – и когда в качестве солиста выступаю, и как дирижер с оркестром. Я не считаю, что сцена – конечный продукт. Это не то, что пошел, купил, и у тебя эта вещь осталась. Взял, выучил – и вот, пожалуйста, играешь, а вы слушайте. Уверен, что сцена, как жар-птица, – всякий раз новый этап в достижении какой-то выдуманной фантазии, идеи, мечты. И если что-то получается, то уже трудно повторить этот же путь.

Есть такой концерт, к которому любой исполнитель идет всю жизнь и который еще не состоялся. Цель – чтобы все получилось идеально. Я тоже к этому стремлюсь, но боюсь. То есть хочу, но в то же время боюсь, что все получится так, как только можно мечтать.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
http://www.mk.ru/culture/2016/12/22...y-nikogo-k-klassike-priobshhit-ne-mozhet.html

Скрипач Лундин: «Ванесса Мэй никого к классике приобщить не может!»
Знаменитый скрипач — об ангелах и демонах, тайнах смычка и плохих дирижерах

22 декабря 2016 в 11:31, просмотров: 10021

…Легендарного скрипача Яшу Хейфеца иные считали холодным и сдержанным, фанаты же всегда призывали — «Да закройте вы глаза! Всего-то! И вы услышите страсть, неудержимый пожар!». Вот и Алексей Лундин — концертмейстер «Виртуозов Москвы» — часто не выказывает эмоций при игре, сохраняя имидж мягкого интеллектуала, этакого Ходорковского со скрипкой, но он с невероятной силой способен увлекать за собой, не давя и не довлея, поражая, при всем хладнокровии лидера, чистотой музыкальной идеи.


фото: youtube.com
Справка «МК»: Алексей Лундин, известный скрипач, концертмейстер «Виртуозов Москвы», на отдельных концертах (без Владимира Спивакова) объявляется как «лидер оркестра», лауреат молодежной премии «Триумф». Родился в 1971-м в Москве. Окончил московскую консерваторию, побеждал в ряде конкурсов — от юношеского Концертино-Прага до смотра в Трапани (Италия). С 1998-го входил в состав знакового «Моцарт-квартета»; с 1999-го — уже первая скрипка в «Виртуозах»; с 2010-го — организатор и худрук фестиваля классической музыки в Салацгриве.

«Талант не знает, где родиться»

— Алексей, еще относительно недавно музыканты жили «в обществе» Прокофьева и Шостаковича, и даже если не видели их лично, всё равно незримо ожидали больших свершений, которые не могли не подпитывать. Не кажется ли вам, что нынешний градус ожидания современной музыки серьезно снижен? И это оставляет, грубо говоря, без куража всех...

— Прокофьев и Шостакович — это времена СССР, когда классическая музыка — не побоюсь этого слова — была одной из важнейших статей расхода на государственном уровне. Поскольку было чрезвычайно важно для государства иметь такое культурное лицо. Предпринимались титанические усилия, чтобы Прокофьев вернулся в СССР, создавались условия для работы, чтоб люди не бедствовали — и Союз композиторов, и дома творчества, всевозможные творческие вечера; студенческие оркестры были нацелены на то, чтобы исполнять музыку своих коллег, студентов-композиторов... Ростропович переиграл огромное количество произведений своих современников, и мы уже толком не знаем этих имен, но среди них появлялись выдающиеся мастера... это была идеология.

— А сейчас?

— Сейчас — невозможно сказать: имеем мы менее талантливых композиторов, чем Прокофьев и Шостакович, или более. Вот я исполнял этим летом концерт замечательного латвийского мастера Петериса Васкса, — поразительная вещь по своему проникновению, своей высоте...

— То есть талант умалять не надо, мол, ушла эпоха и всё ушло?

— Ни в коем случае! Причем я называю величины, которые повсеместно признаны — Васкс, Гия Канчели, Арво Пярт... Владимир Спиваков с НФОРом исполняет невероятную симфонию Шварца «Желтые звезды». Почва для рождения талантов не измельчала. Время тут не имеет значения. Дарования всегда есть. Известность зависит от поддержки. От интереса. К тому же сегодня как никогда всё завязано на деньгах. Для меня этим летом, например, стало шоком, что исполнение концерта Васкса на фестивале в Салацгриве (Латвия) потребовало дополнительных расходов и хлопот: оркестр или организатор должны были — не купить, купить нельзя — а арендовать за деньги его ноты на определенный срок, за этот срок их исполнить, потом сдать ноты обратно. А если просто так исполнил, не взяв ноты напрокат, тебя ждет очень большой штраф. И так теперь по всему миру. Такая вот система с современными композиторами. Ну и как их исполнять, даже если очень хочешь?

— То есть нет популяризации?

— Просто мир очень сильно поменялся. А выдающиеся таланты рождаются и умирают точно также. Талант не знает, где ему родиться.

— Говорят вполушутку-вполувсерьез, что иных ойстрахов сейчас и на первый тур конкурса Чайковского не допустили бы, настолько вырос технический уровень...

— Средний технический уровень растет. Средний. А к таким индивидуальностям как Рахманинов или Горовиц, уверяю вас, нам есть куда расти... Кстати, на конкурсах сейчас новая тенденция: все уже наелись машинообразными исполнениями, и если приходится выбирать между безупречной, но скучной интерпретацией и немножко неточной, но яркой трактовкой, — выберут второе. Люди хотят услышать что-то настоящее. За что, кстати, и любят «Виртуозов Москвы», — идет максимальная отдача, ощущение сиюминутности, что музыка родилась прямо сейчас... мы никогда не знаем, как Спиваков продирижирует, мы должны быть готовы к любым изменениям.

— Ни раз слышал негативное мнение музыкантов, какое-то время посвятивших себя авангардной музыке: мол, эта музыка требует от нас высокой классической выучки, выучки именно на романтических (например) шедеврах, а сама при этом нам, как музыкантам, ничего не дает...

— У меня другое мнение: очень важно общаться с живыми авторами. Они же тоже ищут новые пути, новые приемы, созвучия, соцветия, — ищут их, часто, общаясь с нами, музыкантами... К тому же техника очень сильно развивается, если исполнять современную музыку, диапазон восприятия расширяется.

— Часто говорят, что современная музыка с трудом пробивает себе дорогу в репертуар концертных залов, композиторы страдают...

— Да ну что вы, фестивалей огромное количество, экспериментальных лабораторий... никто эту музыку не притесняет. А к вопросу — у кого как судьба складывается, так что ж, в 90-е годы я иногда и в ресторанах подрабатывал, и на машине возил людей... и ладно я в те годы, — большие взрослые музыканты были вынуждены выживать. И делали то, за что платили. Так что проблемы с новой музыкой нет, она живет и все время исполняется; хотя никто не снимает вопроса о глобальной государственной поддержке, но это вечная тема...

— А то все кричали — конец музыке, конец... Тот же Мартынов. Что это — на каждом историческом отрезке появляется свой «гробовщик»?

— Абсолютно. Вы еще Вагнера почитайте. Или клинопись древнего мира за 2,5 тысячи лет до Рождества Христова: «чиновники воруют, сын не слушается, нравы молодежи упали — видимо, скоро конец света». Я не верю, что музыкальный язык исчерпан.

— Да, но вы, вероятно, не пойдете сегодня слушать вертолетно-струнный концерт Штокхаузена (на выходе слышны рокот моторов и скорость вождения смычка по скрипкам)?

— К сожалению, не буду ее часто переслушивать. Но это замечательная музыка, хотя бы один раз ее обязательно надо услышать. Чтобы знать.

— Штокхаузен — не авантюрист?

— Должно пройти время. Мы не можем ответить на этот вопрос. Пока.

«Скрипка, смерть приносящая»

— Читатели часто слышат про дороговизну скрипок, но не догадываются, что смычок тоже стоит, подчас, безумных денег...

— Ну естественно, есть очень дорогие смычки — по 200 000 долларов, например.

— За что?

— Потому что ему 200 лет, работы хорошего мастера, невероятно редкий, в идеальном состоянии, а тем более, если в золоте, черепахе, изумрудных камнях. Бывает всякое. Попадаются смычки «с историей», так же, как и скрипки. Как цена образуется? Ну вот какая-то виолончель Страдивари — это одна цена; если она целая и без единой трещинки — другая; а если целая и без трещинки и на ней играл Ростропович или Казальс — третья.

— А то кто-то может подумать, что зашел в магазин, купил любой смычок — да играй себе...

— В принципе есть неплохие карбоновые смычки (от 50 до 800 долларов), музыканты их вполне себе используют. Дело в том, что смычок — чрезвычайно индивидуальная вещь: как он лежит, как подпрыгивает, миллион нюансов. И часто великие музыканты играют самыми простыми, вон, у одного мэтра любимый фабричный (низшая каста) смычок еще с консерватории остался... а что? Ему нравится — вес подходит, натяжение, он в нем уверен. Вставляют монгольский конский волос. А вообще есть разные школы: немецкая, французская (самый дорогой сегодня — мастер XVIII века Франсуа Турт), а также выдающийся мастер Николай Киттель, его звали «русским Туртом». Счастливы те люди, которые имеют возможность зайти в роскошный магазин: «Что бы мне взять? «Турт» за 100 000 долларов или все-таки «Киттель»?». Но, как правило, все подобные экземпляры давно уже раскуплены, поскольку они превращаются в объект вложения денег.

— Ну и, естественно, важно, кто таким смычком владел до тебя...

— У замечательного скрипача Вадима Глузмана (принимал участие в программах «Виртуозов») смычок исторический — им владели до него очень известные музыканты. Вадиму его на время выдал один американский фонд, и он очень бережно с ним обращается: «Я не хотел бы, чтоб на мне эта история прервалась». Для музыкантов это самое важное — ощущение, кто стоит за твоей спиной. Преемственность. Мы же через N-ное число рукопожатий дотрагиваемся до гениев... Я, скажем, учился у Надежды Бешкиной, она, в свою очередь, училась у Цейтлина, Цейтлин — у Ауэра. Ауэр впервые исполнял многие произведения Чайковского. Если ты всё это ощущаешь, то по-другому смотришь на то, что происходит сейчас. Как бы ни штормило за окном, у тебя всегда есть стержень и смысл жизни.

— Самый яркий пример по части принадлежности к гению — скрипка Паганини...

— Она хранится в Генуе, на ней играют победители знаменитого конкурса им. Паганини. Есть даже анекдот по этому поводу, когда наш скрипач советский получил вторую премию, едет обратно весь мрачный, а его сопровождающий кагэбэшник спрашивает — «Да чего переживать-то? Такой успех! Вторая премия!». — «Ты не понимаешь, была бы первая — дали б поиграть один раз на скрипке Паганини! Ну как объяснить? Это если б тебе дали из пистолета Дзержинского пострелять».

— А пианистам как через инструмент ощущать преемственность, коли рояли все новые по определению?

— Современные рояли, увы, не такие, как прежде. Живуча же легенда, что якобы компания «Стейнвей» во время Второй мировой заплатила большие деньги американской авиации, чтобы та разбомбила заводы «Бехштейна», чтобы убрать главного конкурента. Многие музыканты до сих пор считают, что довоенные «Бехштейны» были самыми лучшими роялями. У них, может, и нет столь масштабного звука, но они позволяют делать тонкие вещи, которые так важны для музыки Шуберта, Моцарта, Гайдна... на современных это делать сложнее, потому что они для другого приспособлены — для больших залов, для концертов Рахманинова, Грига, современной музыки...

— Для вас скрипка в детстве была предметом мучения?

— Сей участи я избежал, в детстве гулял, гонял в футбол, ездил на велосипеде по проселочным дорогам. Не слишком утруждал себя занятиями. Но зато сейчас приходится много заниматься.

— Скрипка снится по ночам?

— Конечно. Самый страшный кошмар — ты выходишь играть, а она у тебя разваливается на части, становится сборно-разборной, нет так собирается как надо, в общем, ужас. Но это все-таки — хороший сон. Потом, как правило, здорово играешь на концерте.

— На церковных росписях эпохи Возрождения нередко со скрипкой изображали ангелов или святых, в смысле — «ангельское звучание». Но вот как-то у меня лично скрипка в голове никак не вяжется с таким определением...

— Я скажу на примере оркестра «Виртуозы Москвы»: коллектив уникальный, любой может встать и сыграть соло на самом высоком уровне. Так и бывает на концертах — когда солируют попеременно по десять человек, абсолютно разных в жизни. И вот тут, как мне кажется, люди в зале услышат и ангела, и демона, и современника, и аутентиста... Вопрос же не в скрипке, а во внутреннем голосе исполнителя. Хотя, справедливости ради, отмечу, что есть и инструменты, очень странно воздействующие, мстительные. Есть такая скрипка в России, которую так и называют — скрипка-убийца. Она высочайшего уровня, в государственном владении, выдавалась разным музыкантам... но пошла какая-то невероятная цепочка совпадений, что все солисты, которые получали её, умирали или погибали, а у «самого счастливого» из этого числа начались страшные проблемы с руками, он практически перестал музицировать. Но когда отдал этот инструмент, всё прошло.

— Так на нее надо наклеить специальный ярлык...

— На нее и наклеен этот ярлык, только негласно. Может, в какой-то момент это закончится. Что до природы самих музыкантов — все подпитываются из разных источников: кто-то обожает громко поругаться перед концертом, чтобы себя взбодрить; кто-то вдохновляется поэзией, философией, природой...

«Если б Пушкин за девками бегал»

— Что помогает музыкантам не терять себя? Не бросать профессию?

— Талант, как ни банально, это сплав качеств, если какого-то одного не хватает — все летит в тартарары: вот царь послал Пушкина в ссылку, и был бы талант его меньше, он бы на что его потратил? На крепостных баб, развлечения на балах, на выпивку, на ничегонеделание. Контроля же не было. Но его талант заставлял его вставать, окунаться в прорубь, заниматься физическим развитием, писать... вот это талант. А другой, чей талант меньше, размякнет, отложит на завтра. Я поразился, узнав, что когда к Пушкину приходили гости, он часто убегал через задний двор в лес. Чтобы не потратить себя. Для меня же имеют значение быт, семья, дети, но это не распыление таланта, а собирание. А беречь себя надо. Вот у нас, допустим, гастроли; каждый день — новый город, концерты, и мы не имеем права выйти из режима. Если мы будет каждый вечер веселиться на банкетах допоздна, — что это будет? Тем более, в камерном коллективе.

— А в чем вообще суть камерного музицирования?

— Как говорит Владимир Спиваков, искусство камерной игры — это искусство скрыть недостатки твоего партнера. С чего вообще пошла камерная игра? Люди (самые обычные — короли, например), выпив и закусив, просто брали инструменты и играли для удовольствия. Это был момент общения без публики и посторонних.

— Так не подменились ли понятия, если вы сейчас играете на публику и ее бывает много как в Кремлевском дворце?

— В основе исполнения «Виртуозов» лежит квартетная идеология, ведь когда-то в наш состав входил в качестве солистов весь квартет Бородина (его основатель выдающийся музыкант Валентин Берлинский — учитель и близкий друг директора оркестра «Виртуозы Москвы» Григория Ковалевского). Отсюда основные принципы — ты очень тонко должен чувствовать партнера, вписываться в аккорд, не вылезать. И зал слышит, что мы занимаемся творчеством, а не вышли отбывать номер... и от публики тут очень многое зависит, реакции самые неожиданные: в Латинской Америке могут поперек всего, после удачного пассажа начать орать, хлопать и требовать именно этот пассаж повторить, а где-нибудь на севере Германии ощущение, что ты попал в холодильник — очень скупые аплодисменты, крайне сдержанные реакции (потом «переведенные» нам как «огромный успех»).

— Но та же публика с удовольствием аплодирует Ванессе Мэй... способна ли она привлечь неофита на ваши, скажем, концерты?

— Нет. Кто не ходил на классическую музыку, тот и не будет ходить. А остальным она испортила восприятие прекрасной музыки Вивальди и Чайковского. Что там она от нее оставила, кроме дрыганья ножкой? Она себя на ней реализовала, и зарабатывает деньги хорошие, использовав золотой культурный запас... своего-то ничего нет. Вот как в одной современной инсталляции использовали образ Льва Толстого, обгаженного курами. Зачем Льва Толстого-то брать? Прикрывают громким именем свою немощность.

— Мы говорили, что в музыканте должен быть стержень, призвание... но многие это призвание меняют на дирижерскую палочку.

— Тенденция, увы, есть. Взял мастер-класс у кого-то — и ты уже дирижер. Нет, так не бывает. И для оркестрантов сразу понятно — кто чего стоит, с кем всё просто и понятно, а с кем многословно и сложно, и мы, в итоге, будем играть сами, а он будет думать, что он нами дирижирует...

— Ну что обижать иного хорошего человека...

— Если хорошего — ладно, а если он плохой — у музыкантов тоже есть свои «рычаги управления». Можно, например, начать всем вместе постепенно ускоряться. И «дирижер» сразу поймет, что перед ним не послушная машинка, которой можно дать то газа, то тормоза, а неизвестный породы зверь, который может его о-о-очень далеко унести и не вернешься! И тогда до него начинает что-то доходить. Сам же я в дирижеры не стремлюсь...

— Хотя без Спивакова на концерте вас объявили как «лидера оркестра»...

— Да, эта традиция пошла как раз от Вадима Глузмана, который принципиально, играя с нами, не хотел себя позиционировать в качестве дирижера, назвавшись «лидером». И нам такой ход понравился. Нет, для дирижерства надо полностью изменить образ жизни, и очень долго этому учиться. Очень. Я не готов. Хочу играть на скрипке, и именно в таком качестве способен повести за собой коллектив, причем, достаточно большой. Дирижер — штучный товар. У меня был поразительный опыт в студенческие годы, посещая обязательный предмет «оркестр». Садился за последний пульт, чтобы с половины репетиции удрать. Ну кто там смотрит — двадцатый скрипач!.. И вот так я однажды явился на мастер класс самого Георга Шолти, про которого и не знать ничего не знал. Сначала он наблюдал за студентами, а потом — маленький, лысый — сам встал за пульт. И у меня — я не мог поверить! — появилось ощущение, что он дирижирует лично мною. Я делал всё, что он хотел. Глупый студент 2-го курса на последнем пульте скрипок играл так, как хотел Шолти. Что это за магия? Я не знаю. Но из этой магии соткана вся наша профессия...

Ян Смирницкий
 

Trist

Привилегированный участник
Privilege
http://www.classicalmusicnews.ru/interview/yury-bashmet-sochi-2017/
10.03.2017
"...— Сейчас я думаю, что вкус — это вопрос ежедневной работы. Он требует постоянного контроля. Если все запущено, надо его ремонтировать. Если не чистить вкус каждый день и не задумываться об этом — тогда смерть.

Пока исполнитель молод и бешено талантлив, ему прощается очень многое. Но когда речь идет о зрелых личностях такого масштаба, как, скажем, Рихтер, Ростропович, — это всегда грань, после которой человек может скатиться. Пусть меня убьют или не печатайте это, но я считаю, что Артур Рубинштейн в этом смысле гораздо круче Горовица.

— В смысле вкуса?

— Да. При том что я плакал, слушая Горовица. Но если послушать Моцарта в исполнении Рубинштейна, все становится ясно. Мера отточенности вкуса другая. И все ненавязчиво, только как намек.

Это, кстати, есть у Плетнева. Потрясающее дистанцирование. Потом в какой-то момент подается дыхание, свобода — и тут же возврат. Таков его Моцарт, например. Но Плетнев не только в этом велик.

Еще очень важный момент. У меня есть свои штампы, как у любого исполнителя. Я могу сразу угадать, во-первых, играет на скрипке мужчина или женщина, — не могу объяснить как, но угадываю. Во-вторых, я угадываю тех исполнителей, кого знаю, — в том числе по их штампам. Я употребляю это слово без негативного оттенка — речь о приемах, которые ты нашел и которые тебе помогают.

Так вот, самое трудное — быть безжалостным по отношению к тому, что у тебя стопроцентно работает. У любого хорошего исполнителя благодаря приемам вещь быстро складывается, и вот уже все готово. Но, чтобы пройти дальше, надо отказаться от штампов. Мне запомнилось высказывание Сьюзен Зонтаг, которое я слегка перефразирую:

«Победа в творчестве — это умение уйти от самообмана».
 

Пользователи онлайн

Сейчас на форуме нет ни одного пользователя.

ClassicalMusicNews.Ru

Сверху