Про Амирова надо прежде сказать, что он - полная противоположность Бабанову, благодаря как раз тому, что они вышли из одной школы. Бабанов мучительно пытается применить свою личность, ДУШУ, для того, чтобы попытаться оживить доренский пианизм. Но не может до конца, оттого так скован. Про Амирова же не скажешь, что он скован. Совсем наоборот. Потому что он ПОЛНОСТЬЮ отказался от использования души. Трудно даже сказать, есть ли она у него, потому что он-то вроде не прячется, он открыт, но только за этой его открытостью видна только страшная чёрная бездна. Она-то, очевидно, и действует на многих так завораживающе. Он сидит в этой пустоте и совершенно спокойно рисует по чёрному фону отдельные ноты. То есть, когда быстро - ему легко, там этого не видно. Но вообще... суть-то искусства пианиста в том, чтобы переживать звучание, непосредственно вкладывать себя, свои эмоции в него. И кажется, что по другому нельзя, будет нечто совершенно однообразное, механическое и безжизненное. Амиров же это преодолел. Он с полной бесстрастностью высчитывает оттенок звучания каждой ноты, и спокойно эту ноту берёт. И этот его пианизм, оторвавшись от души, как бы вырывается на волю и начинает летать по клавиатуре. Невольно вспоминаются пространства чёрной тьмы, которые дьявол показывает Каину у Байрона: там нет никакого ограничения БЫТИЯ, ничего конкретного, и всё возможно в своей потенциальности, в этой призрачной действительности. Но, разумеется, никакого настоящего пианизма при этом не возникает. Звук везде, абсолютно везде был чудовищно тусклый, до невозможности. В своё время, на скрябинском конкурсе 2004 года, я с недоумением думал: неужели некому ему объяснить, что не нужно так зверски колотить, ну хотя бы в Шопене и Скрябине? Видимо, объяснили. Сам-то он не мог почувствовать, потому что НИЧЕГО не чувствует, и думал, что тем удачно имитирует экспрессию. Теперь - нет, теперь везде это мертвенное пиано, время от времени всё же переходящее в строго дозированную - но колотню. Что же касается содержания музыки, оно для него вообще не существует. Оно, если исполнитель вкладывает себя в него, захватывает его, подчиняет своему, особому течению времени, заставляет дышать в собственном ритме. Амиров же стоит в стороне от этого течения, и как бы рисует по движущейся мимо него чёрной ленте. В этих медленных пиано, которые он вымучил и в Чайковском, и в Рахманинове, отчётливо слышно, как ставится каждая отдельная, сухая и мёртвая, но тщательно вычисленная нота. Кто-то сказал, что Рахманинов распадается на части, на какие-то куски, но распадается он именно на отдельные звуки. Про какое-то там дыхание, интонирование, пение, даже на педали, нет и речи. Всё держится только на упомянутом обаянии бездны. Но везде всё равно прорывается мертвенная однообразность ударного звукоизвлечения, как это было прямо-таки смешно во второй части Чайковского, где идёт это повторяющееся с нарастанием бам - тАм-там, бам - тАм-там: он брякал "Бам" наверху, и двумя совершенно одинаковыми бессмысленными "тАм-там" отвечал внизу. Вспомнился Мацуев. То есть всё это не так легко ему было вымучить, и везде, несмотря на всю тщательную отделку, прорывается эта мертвенность отдельных звуков, порождённая АБСОЛЮТНОЙ бесстрастностью в отношении музыки. Страшное, ледяное дыхание какое-то. Даже подумалось как-то, ещё, правда, на первом туре: вот, говорят про адское пламя, рисуют эти красные языки, а на самом деле, наверное, оно должно быть жгучим, но ЧЁРНЫМ и ХОЛОДНЫМ. Да. А в остальной части программы, этюдной... ну, надо сказать, что тут он в своей стихии, можно летать в пустоте, сколько угодно. Но музыки не было вообще, как и в Шостаковиче на первом туре. Что это были за этюды, для чего они написаны, - совершенно осталось непонятным. А главное, даже от самой этой беглости никакого впечатления не остаётся, потому что звук настолько серый, тусклый и однообразный, что самые головокружительные трюки выглядят скучно. Страшно подумать, что будет с Рахманиновым, если он выйдет на третий тур. Мы, правда, слышали Тетерина, который в такой вот музыке выглядел даже приличней, но здесь приходится ожидать чего-то пострашней.
.
Главное как она играет, по игре человека можно (чаще всего) определить его личность. Ну и просто мне известны некоторые факты из её биографии.