ИНТЕРВЬЮ

Qwerty

Участник
Михаил Хохлов: Гнесинка и ЦМШ соревнуются, но это здоровая конкуренция
18.10.2016 в 19:00

Уже более 20 лет он возглавляет среднюю специальную музыкальную школу имени Гнесиных. Свои первые шаги в педагогике он сделал, когда ему самому было всего 18. Талантливый музыкант с неиссякаемой россыпью творческих идей, сегодня наш герой — Заслуженный артист России, Заслуженный деятель искусств, Лауреат премии Президента Р. Ф. МихаилСергеевич Хохлов.

Михаил Сергеевич, Вы — выпускник школы Гнесиных и Московской консерватории, воспитанник Веры Горностаевой. На протяжении десятков лет Вы работаете с детьми. Музыкальная педагогика — это то, о чем Вы мечтали с детства?

— Пожалуй, нет. С детства я не мечтал о педагогической деятельности. Понимание того, что работа с детьми, воспитание будущих профессиональных музыкантов — это мое основное призвание, пришло ко мне, когда я уже окончил Московскую консерваторию. В детстве, юности мне очень хотелось стать концертным исполнителем. С этой целью я в МГК и поступал. Однако, будучи уже аспирантом, я вдруг осознал, что количество сил, необходимое мне на подготовку хорошей сольной программы, превышает лимит времени, который должен тратить на подобный процесс человек, способный это делать. Я наблюдал за тем, как трудятся перед выступлениями другие исполнители, смотрел, насколько их технический аппарат подготовлен к освоению пианистических трудностей. Постепенно я понял, что все это, лично для меня, слишком сложно. Такое осознание оказалось очень отрадным и своевременным.


Михаил Хохлов: «В детстве, юности я хотел стать концертным исполнителем. С этой целью я в МГК и поступал».

Ваша биография рассказывает, что впервые в роли педагога Вы выступили, когда Вам было всего 18 лет. Что и где Вы преподавали?


— Однажды летом я устроился на работу в детский лагерь, где проводил музыкальные занятия с ребятами. Это и был мой самый первый педагогический опыт.

А как Вы вернулись в родную школу в качестве педагога?

— Окончив ассистентуру, я начал искать работу. Но ни в сфере исполнительства, ни в сфере музыкального образования рабочих мест не было. Директор одной из детских музыкальных школ меня просто пожалела и взяла на работу, несмотря на то, что учебный год был в самом разгаре, и все педагогические ставки заняты. Однако, буквально через пару месяцев мой класс по специальности «Фортепиано» наполнился учениками. Плюс мне дали ставку концертмейстера. Я чувствовал себя нужным и востребованным работником. Еще раз удостоверился: раз все так быстро и удачно складывается в школе, значит, мое решение оставить концертную деятельность и посвятить себя педагогике, было абсолютно правильным… Прошло 3−4 года. Школой Гнесиных тогда руководил Зиновий Исаакович Финкельштейн. Он-то и пригласил меня. Сначала я работал преподавателем по классу фортепиано с самыми маленькими детьми. Спустя какое-то время, стал помогать Зиновию Исааковичу в решении разных вопросов, но уже в статусе заместителя директора.


Решение посвятить себя педагогике было отрадным и своевременным.

Любовь к музыке Вам прививали с детства?


— Думаю, что стал музыкантом, прежде всего, благодаря своей маме. Она очень любила искусство. С раннего детства она водила меня на всевозможные концерты. Я слушал и Артура Рубинштейна, и Бенедетти Микеланджели, и Эмиля Гилельса, и других выдающихся музыкантов, которые выступали в Москве в те годы. Сейчас я понимаю, как это важно, когда первое соприкосновение с миром музыки происходит на концерте великих исполнителей.

Более 20 лет Вы являетесь бессменным директором школы имени Гнесиных. Говорят, что административная работа психологически сложна для людей искусства. Вы же блестяще совмещаете и руководство, и реализацию множества творческих проектов. Как это у Вас получается?

— Мне кажется, что в этой ситуации как раз и заключается тот баланс, который позволяет быть в определенный момент достаточно жестким, если мы говорим об отстаивании интересов дела, и, наоборот, в процессе реализации каких-то творческих идей и проектов я могу позволить себе определенную открытость. На самом деле, мне было бы сложнее заниматься чем-то одним. Я считаю, что именно в переключении с одного вида деятельности на другой заключен очень большой смысл. Ведь ни одно состояние не является правильным, если оно длительно. Я думаю, что такое стечение обстоятельств в моей жизни — это удача.


В 2001 году М. Хохлов создает камерный ансамбль «Piazzolla-Quintet», завоевавший признание публики у нас в стране и за рубежом. Михаил Сергеевич является художественным руководителем и участником квинтета. Слева направо: Михаил Хохлов, Марио Дюранд (скрипка, выпускник ЦМШ), остальные музыканты — гнесинцы: Юрий Медяник (баян), еще один Михаил Хохлов (контрабас), Андрей Дойников (ударные).

Школа Гнесиных - подлинная территория творчества. Ученики получают здесь музыкальное образование высочайшего уровня. Кроме того, в школе постоянно действует множество проектов: Камерный оркестр «Гнесинские виртуозы», Детский фестиваль искусств «Январские вечера», Виртуальный фестиваль «GNESINFEST», проект «Зримая музыка», список можно продолжать. Вы — автор всех этих идей? Как они у Вас рождаются?


— Идеи рождаются в процессе самой жизни: постоянно общаясь с детьми, их родителями, педагогами, узнаешь, что именно интересует людей, какие вопросы их волнуют, что кажется актуальным, в чем бы они с радостью участвовали. Иногда информацию собираешь по крупицам. Постепенно идеи принимают вполне четкие очертания. Их остается только аранжировать и превратить в творческий проект.

25 лет назад Вы создали камерный оркестр «Гнесинские виртуозы». Музыканты коллектива — ученики, которые выпускаясь из школы, покидают его. Тем не менее, оркестр существует и весьма успешен. Как Вы решаете проблему постоянной смены состава?

— Да, такая проблема существует, и она довольно тяжелая. В подобной ситуации важен психологический настрой руководителя. Во-первых, нужно жить своим проектом, посвящать ему большое количество, так называемого, интеллектуального времени. Это не значит, что ты будешь проводить сутки напролет с оркестрантами. Но ты должен постоянно думать о программах, просчитывать план гастролей, сверять его с расписанием учеников и т. д.Ты обязан относиться с пониманием к педагогам по специальности, стоит считаться с тем, что помимо оркестра детям необходимо готовиться к зачетам и экзаменам, выступать на концертах и конкурсах, изучать другие предметы. Во-вторых, руководство оркестром должно приносить тебе радость и удовольствие. Иными словами, нужно любить свое дело. В-третьих, необходимо быть готовым к тому, что ты не создаешь репертуарный коллектив. С одной стороны, ты, действительно, дирижер, выходишь на сцену. С другой стороны, ты — педагог, учишь своих оркестрантов. Сегодня это — один состав, завтра — другой. Надо просто быть к этому готовым. Лично мне все это изначально было интересно. Работа с оркестром как раз помогает переключаться с административной деятельности к чисто творческой работе, которая является для меня отличным стимулом, зарядом, даже если и не все задуманное получается.


Камерный оркестр «Гнесинские виртуозы» существует 25 лет. Коллектив многократно выступал на разных сценах, как в России, так и за рубежом.

«Гнесинские виртуозы» выступали на разных сценах, как в России, так и за рубежом, сотрудничали с известными музыкантами: Юрием Башметом, Виктором Третьяковым, Борисом Березовским и т. д. Вам часто приходится выезжать на гастроли?


— Не часто. Все зависит от условий.

На каких условиях согласитесь приехать с концертом?

— Мы готовы приехать только, если приглашающая сторона возьмет на себя все расходы, связанные с нашими гастролями.

Вы являетесь одним из организаторов Международного телевизионного конкурса «Щелкунчик». В ходе первых четырех состязаний Вы выступали в качестве художественного руководителя. На Ваш взгляд, в чем ценность таких конкурсов?

— Говоря конкретно о «Щелкунчике», считаю, что это великолепная идея. Сейчас, спустя годы, мы это отлично видим. Придумали этот конкурс мы совместно с режиссером Сергеем Сидоренко. Телевизионные состязания прекрасно популяризируют детское творчество, привлекают внимание ребят к исполнительскому искусству. Не везде в мелких населенных пунктах есть музыкальные школы, но везде есть телевидение. Благодаря этому, мы располагаем возможностью рассказывать и детям, и их родителям о музыкальном искусстве, о талантливых людях, которые им занимаются. Может быть, для кого-то этот телевизионный конкурс станет настоящим стимулом, чтобы его ребенок начал заниматься музыкой.

Вы обращаете внимание на то, как впоследствии складывается судьба конкурсантов, лауреатов?

— На днях я заходил на сайт, посвященный истории «Щелкунчика», просмотрел имена ребят, получивших премии конкурса. Я понял, что в процентном соотношении не так уж и много тех, кто, став однажды лауреатом, призером международного телевизионного конкурса, продолжает нас радовать концертами сейчас, будучи уже взрослыми музыкантами. Хотя есть и те, кто, действительно, состоялся как прекрасный исполнитель. Достаточно назвать имена: Даниила Харитонова, Даниила Трифонова, Дмитрия Шишкина, Ростислава Шараевского и других. Думаю, что приблизительно 50% лауреатов «Щелкунчика» все-таки остались в мире музыки, причем на довольно высоком уровне исполнительства.


Михаил Хохлов со своим учеником Дмитрием Шишкиным, будущим лауреатом международных конкурсов.

Одаренные дети не всегда становятся выдающимися взрослыми. Если вдруг в определенный момент человек понимает, что гения из него не получится, стоит ли ему воспринимать этот факт как жизненную драму и сожалеть о потраченном времени и усилиях?


— На мой взгляд, подобное поведение крайне неверно. Все приложенные усилия были не зря. Это не только мое личное мнение и не только мнение музыкальных педагогов. Многие ученые, исследователи вам подтвердят: дети, которые занимаются музыкой, как правило, более успешны в изучении других предметов, в частности, математики. Ребята, показывающие высокие результаты, более уверены в себе и своих силах, более оптимистичны и открыты общению, а соответственно, гораздо менее агрессивны по отношению к социуму.

30 октября в ЦМШ откроется XIIIМеждународный конкурс молодых музыкантов в номинации «Фортепиано». Вы — в составе жюри. Чем лично Вам этот проект интересен? Что ждете от конкурсных прослушиваний?

— Во-первых, с нынешним директором ЦМШ Валерием Пясецким мы большие друзья. Он меня пригласил — я согласился, т.к. не сомневаюсь, что проект интересный и достойный. Во-вторых, среди конкурсантов хотелось бы увидеть новых ярких исполнителей, способных показать захватывающую игру. Когда происходят такие встречи с настоящими талантами, всегда испытываешь очень благодатное чувство.


Михаил Хохлов: «И команда Гнесинки, и команда ЦМШ — это подлинные профессионалы, которые знают свои сильные и слабые стороны, а также видят и ценят заслуги партнера».

И Гнесинка, и ЦМШ — две легендарные школы, известные далеко за пределами России. Как бы Вы охарактеризовали взаимоотношения между двумя учебными заведениями?


— Я с большим уважением отношусь к работе Центральной музыкальной школы, считаю, что педагоги ЦМШ — коллектив уникальный. Мы рады тому соперничеству, которое есть между нами. При этом мы сохраняем взаимное уважение и добрые отношения. Это очень здоровая конкуренция. Думаю, что если бы не этот фактор, мы бы работали хуже (смеется). Мне нравится, что каждая из сторон представляет собой подлинных профессионалов, которые знают свои сильные и слабые стороны, а также видят и ценят заслуги партнера.

Считаете ли Вы возможным организацию каких-либо совместных проектов между ЦМШ и Гнесинкой?

— Почему бы и нет? Недавно мы виделись с Денисом Мацуевым, и у нас зашел разговор о возможном совместном проекте наших школ. Он вдруг предложил: «А давай устроим баттл между двумя школами!» Честно говоря, серьезно на тему этой идеи я пока не задумывался. Ведь кроме нас, директоров, есть еще и педагоги, и ученики со своими стремлениями и творческими амбициями. Конкуренция — это все-таки дело тонкое. Поэтому мы должны выстраивать наше общение так, чтобы не ущемить самолюбие людей. Уверен, Валерий Владимирович со мной согласится. Существуют определенные вопросы или даже целые области, где мы можем работать сообща, надо лишь найти такие точки взаимодействия, чтобы и педагоги, и ученики чувствовали себя комфортно.



Наше досье
Родился в Москве.

В 1974 г. окончил МССМШ им. Гнесиных (фортепиано, класс В.А. Аристовой);

в 1981 — МГК им. П. И. Чайковского (класс проф. В.В. Горностаевой);

в 1983 — ассистентуру-стажировку. Посещал классы симфонического дирижирования Ю. Симонова и Д. Китаенко.

Выступал как пианист в городах Советского Союза, в Англии, Австрии, Германии, Израиле, США. В 1990 г. записал сольный лазерный диск.

С 1983 г. работал преподавателем фортепиано в ГПИ им. Ленина, МГУ культуры и искусства, преподавателем и концертмейстером в ДМШ, с 1987 — в МССМШ им. Гнесиных, в 1988 г. назначен заместителем директора по воспитательной работе, в 1989 избирается директором МССМШ.

Отмечен: почетным знаком МК СССР «За отличную работу», званиями «Заслуженный артист Российской Федерации» (1997), «Лауреат Премии города Москвы в области литературы и искусства» (2001), «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации» (2007), медалью «В память 850-летия Москвы» (1997).
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Менеджер школы музыки “Левин”: “Главное – чтобы ученики любили музыку”

27.10.2016


Сельма Левин
Школа музыки им. Сельмы Левин (Levinе School of Music) была основана в 1976 году в Вашингтоне в память о Сельме Левин, известном вашингтонском адвокате и пианисте-любителе, которая уделяла много времени и сил поддержке и помощи юным и молодым музыкантам.

Школу организовали Диана Энгел, Рут Коган и Жаклин Марлин в подвале небольшой церкви. В первый год учениками Школы Левин стали 70 детей и взрослых, которым преподавали 16 артистов Национального Симфонического Оркестра.

Благодаря гранту в размере $10.000 полученному от фонда Юджина и Агнес Майер, Школа Левин предоставила полную или частичную стипендию восьми студентам в течение первого года.

Спустя много лет Школа Левин выросла в одну из лидирующих музыкальных школ для детей и взрослых в стране. Всего несколько таких учебных заведений в США имеют аккредитацию в Национальной ассоциации музыкальных школ – организации, которая в основном занимается аккредитацией высших музыкальных заведений.

Школа Левин – единственная в мире музыкальная школа для взрослых и детей, которая использует для обучения только рояли фирмы Steinway & Sons, одного из крупнейших производителей концертных роялей. Школа Левин сертифицирована Национальной гильдией общественных школ искусств (National Guild of Community Schools of Arts) и одобрена как образец выдающегося качества образования в искусстве доступного всем слоям общества.

С менеджером школы Энджи Фрейзер побеседовал флейтист Николай Попов, брат которого, Василий Попов – виолончелист, выпускник Санкт-Петербургской консерватории (класс проф. А. П. Никитина) – работает в этой школе (класс виолончели и камерного ансамбля).

— Музыкальная школа «Левин», как я увидел, представляется довольно масштабным проектом для общего музыкального образования. Какой же годовой бюджет вашей организации? Неужели это все государственная поддержка?


Анжела Фрейзер
— Нет, конечно нет. 70% денег мы получаем от самих учеников. Остальные 30 % бюджета – это пожертвования от частных лиц, организаций, а также правительственный грант. Конкретно в суммах мы получаем : 500.000$ – это грант от государства, а 2.000.000$ пожертвования.

— Какую цель в образовании преследует школа «Левин»? Ставите ли вы задачи перед учениками получить результаты в виде побед на конкурсах, дальнейшего выбора их профессии музыканта? И как вы мотивируете их для занятия музыкой?

— Это общественная музыкальная школа, которая прежде всего своей задачей видит предоставление музыкального образования абсолютно всем желающим, кто испытывает потребность в этом.

Мы даем стипендии ученикам, семьи которых не могут оплачивать образование. Но они настолько талантливы, что поддержать их просто необходимо! И этих учеников, получающих стипендии примерно 650 человек.

— А сколько всего учеников обучаются в школе и как вы организовываете учебный процесс?

— В наших 4-х зданиях в разных районах Вашингтона обучаются 3500 учеников. Самому младшему из них 4 месяца. У нас разработана специальная программа для новорожденных детей и их родителей, где они приходят в группу, слушают песенки, стучат в погремушки, таким образом развивают с рождения свой слух и ритм.

Ну, а самому старшему 100 лет. Пожилые люди у нас тоже с удовольствием занимаются. Даже есть специальный любительский оркестр который раз в неделю собирается на репетиции. Это прекрасная возможность пожилым людям не чувствовать одиночества и дает им возможность дополнительного общения.

— В таком случае что же является первоочередной задачей для педагога? Каким требованиям должен соответствовать учитель музыки, преподающий в Левинской школе музыки? Как вы отбираете педагогов для работы с учениками?

— Прежде всего мы стараемся искать преподавателей, которые являлись бы хорошими исполнителями. Для нас эта комбинация очень важна. Талантливые артисты-исполнители привлекают слушателей. Почти всегда среди слушателей находятся желающие учиться музыке.

Наша школа предоставляет помещение с настроенными роялями, просторными классами, наши здания удобно расположены в городе – так, чтобы было комфортно и педагогам, и ученикам.

Главное для нас, чтобы наши ученики любили музыку и получали удовольствие от своей игры и совместного музицирования. Хотя у нас нет задачи сделать из ученика профессионального музыканта, в школе есть экзамены два раза в год (технический зачёт и годовой экзамен), мы проводим три-четыре конкурса каждый год, а также мы устраиваем концерты, фестивали, где ученики могут показать свои успехи.
Многие выступления педагогов и учеников проводятся в музеях, посольствах и других культурных организациях города.

— Если детей заставляют заниматься родители, то что по-вашему заставляет взрослых людей брать в руки музыкальный инструмент? И как Левинская школа способствует этому?

— Для большинства наших взрослых учеников музыка – это хобби, которое отвлекает их от повседневных проблем. Кто-то из них занимался этим в детстве, они решили вспомнить и восстановить свои навыки. Для некоторых это укрепление памяти, развитие концентрации. Также это момент общения, как я уже ранее сказала – с выходом на пенсию у людей появляется больше времени.

Мы поддерживаем в учениках желание музыкального общения и зачастую объединяем их в различные камерные ансамбли. В нашей работе со взрослыми учениками есть значительный социальный аспект.

Хотя большинство взрослых учеников обладает финансовыми возможностями оплачивать занятия, есть среди них и малоимущие, которым мы предоставляем стипендии. Для нас очень важно, чтобы больше людей знало о Levine School of Music. И поэтому мы даём рекламу в газетах, интернете, выпускаем брошюры, организуем различные концерты для взрослых.

В мастер-классах с ведущими мировыми музыкантами, которые мы проводим, взрослые всегда участвуют как исполнители. Наши ученики приводят для обучения своих детей, друзей и знакомых. Таким образом развитие музыкального образования является трендом для нашего общества.


Школа музыки им. Сельмы Левин
— В общем как я понимаю система по которой существует Levinе School of Music – это бизнес при поддержке частных лиц, организаций и государства?

— Ну конечно, это бизнес, но что важно, что Levine прежде всего – это некоммерческая организация, т. к. весь годовой доход школы расходится на стипендии, зарплаты педагогам , покупку инструментов, нот, аренду помещений, коммунальные услуги и т. д.

Нам очень помогают пожертвования в виде тех самых 30% нашего годового дохода, которые мы получаем от наших покровителей – частных лиц и организаций. Еще раз хочу подчеркнуть, что наш бизнес носит некоммерческий характер, так как все, что мы зарабатываем, тратится на развитие школы и музыкального образования.

— Что вдохновляет или привлекает организации и частные лица помогать финансово вашей школе?

— Во-первых, это желание помочь. А во-вторых, пожертвование на образование создаёт как частным лицам, так и организациям налоговые льготы, что является дополнительным стимулом для их помощи.

— Сейчас в музыкальном образовании все больше и большее место занимает джаз/поп/рок индустрия. Если говорить про Levinе School of Music – вы чувствуете, что люди стали меньше интересоваться классическим образованием?

— Такая тенденция есть, но она не значительна. Если говорить в процентном соотношении, то у нас 80% учеников предпочитают классическое образование, и лишь 20% желающих изучать другие стили. Классика – вечна.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Максим Венгеров: «Конкурсы сегодня должны трансформироваться»

04.11.2016


Максим Венгеров
Скрипач Максим Венгеров – один из самых ярких музыкантов современности, успешно сочетающий сольную карьеру с дирижерской и педагогической деятельностью.

В октября этого года Венгеров во второй раз председательствовал в жюри прошедшего в Познани 15-го Международного конкурса скрипачей им. Генрика Венявского, одного из самых авторитетных мировых музыкальных состязаний.

4 ноября 2016 Максим Венгеров выступит с сольным концертом в Москве, а 8 ноября в Петербурге на сцене Большого зала филармонии представит лучших конкурсантов. Во время конкурса с председателем жюри побеседовал Георгий Ковалевский.

Максим Александрович, вы уже второй раз возглавляете жюри одного из самых известных и престижных скрипичных конкурсов.

– Да, действительно. Конкурс скрипачей Венявского – это легенда. Первый конкурс прошел в 1935 году, победу одержала французская скрипачка Жинетт Невё, а вторую премию взял Давид Ойстрах.

Этот конкурс был также примечателен еще тем, что в нем участвовала и ныне здравствующая скрипачка Ида Гендель, которой в том время было всего 8 лет!

– Это разве конкурс без ограничения возраста?

– Сейчас возрастной ценз ограничен, в состязании могут принять участие скрипаче в возрасте от 16 лет до 31 года. В этом году самый молодой участник был 16-летний скрипач из Китая Ронг Ксингджоу, очень талантливый мальчик. К сожалению, он не попал в финал, поскольку общий уровень был очень высок.

На предварительном этапе конкурса я вживую отслушал 250 человек. Прослушивания проходили на четырех континентах, и уже непосредственно на конкурс приехали участники со всего мира, в том числе с Новой Зеландии, Австралии и Южной Америки.

Все прошедшие на второй тур 13 скрипачей были настолько сильны, что можно было спокойно их всех пропускать в финал. У жюри был очень сложный выбор и в итоге до заключительного тура были допущены семь участников, вместо шести положенных.

– Конкурс проводится раз в пять лет, и уже заслужил славу мировой витрины молодых скрипачей.

– Да, это витрина, и прекрасная возможность для того, чтобы члены жюри познакомились с молодыми музыкантами. У всех участников была возможность пообщаться с нами, услышать профессиональный совет.

Я считаю, что конкурсы сегодня должны определенным образом трансформироваться. Конкуренция конкуренцией, но обязательно должна создаваться дружественная атмосфера. Все должно служить главной цели – музыкальному развитию общества и молодежи.

Моя задача, как председателя жюри, чтобы каждый участник, даже если он выбыл на прослушивании, получил необходимое общение и услышал нужный для него совет. Проще всего сделать письменный отказ, но я стараюсь всех выслушать и говорю, что жюри собралось не для декорации, а для живого общения.

– А большой состав жюри был в этом году?

– Включая меня – 12 человек. Почетным председателем жюри в этом году стал композитор Кшиштоф Пендерецкий.

– Сейчас, к сожалению, в музыкальном исполнительстве существует тенденция, когда техника начинает превалировать над содержанием. Есть примеры, когда музыкант играет внешне совершенно безупречно, но внутри ему сказать особо нечего. Как с этим обстоит дело на конкурсе?

– Я совершенно с вами согласен, рациональное и духовное начала должны быть всегда в гармонии. То есть рациональное всегда служит духовному, и одно подпитывает другое.

Программа конкурса была рассчитана так, чтобы выявлять не только технические способности скрипача, но и его ощущения в музыке, его зрелостью. Очень интересно, что иногда семнадцатилетние ребята демонстрируют такой уровень, что остается только снять шляпу. Иногда они разумом не до конца осознают, какое произведение играют, но инстинктивно понимают и чувствуют, где его зерно и истоки.


– Как на конкурсе обстояло дело с современной музыкой?

– Всего невозможно охватить. У нас итак были нововведения – скрипичные сонаты Бетховена в первом туре и концерты Моцарта во втором. Можно, конечно, было бы поставить современное произведение, но и так программа была перенасыщена.

На мой взгляд, для современной музыки должны существовать свои отдельные конкурсы. Музыка рубежа XX – XXI веков – отдельный жанр и заслуживает специального внимания.

– А как дело обстояло с Бахом?

– С Бахом у нас был вопрос решен особым образом. Он не стоял на первом туре, поскольку часто так случается, что из-за Баха в принципе хороших скрипачей снимают с соревнования. Потому что мнения по Баху у членов жюри всегда будут отличаться. Ведь его музыку можно играть и в барочной манере, и в романтической.

На мой взгляд, нет универсального стиля для Баха. Ведь инструменты, на которых мы играем, несмотря на форму, доставшуюся с XVII века, далеко не те, что были раньше: иное натяжение струн, иной смычок. Поэтому в исполнении барочной музыки на современных инструментах уже есть несоответствие. Существую такие понятия как технический прогресс, как исполнительская мода.

В свое время Ростропович мне говорил:

«Максим, не будь о себе слишком большого мнения. Пока ты в моде – используй это и играй в свое удовольствие. Если из моды выйдешь, тебя отодвинут на второй план, а Шостакович, Чайковский, Моцарт все равно останутся».

Так вот, возвращаясь к Баху, мы поставили часть из сольной сонаты или партиты в программу второго тура, в качестве биса после концерта Моцарта. И я был поражен, что при множестве дискуссий насчет интерпретаций Моцарта, почти все члены единогласно оценили высокий уровень исполнения музыки Баха.

– В прошлом сезоне в Петербурге с успехом прошел Международный скрипичный фестиваль. Этой осенью уже второй фестиваль затронет и Москву, в частности, вы будете выступать в Большом зале Московской консерватории 4 ноября. Насколько на ваш взгляд это необходимо современному российскому обществу, в котором классическая музыка, к сожалению, занимает не самые высокие места?

– Скрипка – это королева всех музыкальных инструментов, для нее создан богатейший репертуар. На мой взгляд, ценность подобных фестивалей состоит еще в том, что делается акцент на профессионализме и ремесле в хорошем смысле этого слова.

Ведь настоящее ремесло ценилось во все века. Без того, чтобы быть сначала хорошим ремесленником, невозможно подняться и стать настоящим артистом и художником, волшебником музыки, где ремесло уже отходит на второй план.

Сейчас все ищут харизматичных личностей, забывая про профессиональную составляющую любого искусства. Поэтому идея руководителя фестиваля Вячеслава Зильберборда – прекрасна. Фестиваль возвращает слушателей в истоки скрипичного искусства, в XX,XIX век и далее, уходя к истокам подлинного мастерства.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Иван Рудин: “Мы оживляем «вечные ценности»”

07.11.2016


Иван Рудин
6 ноября 2016 года в Москве завершился XVI Международный музыкальный фестиваль ArsLonga.

В Большом зале Московской консерватории при участии Всероссийского юношеского симфонического оркестра России под руководством народного артиста СССР Юрия Башмета состоялась мировая премьера сочинения Александра Чайковского «Увертюра».

Более полутора десятка лет ArsLonga привлекает своими неординарными интересными программами и акциями, которые придумывает основатель и художественный руководитель фестиваля Иван Рудин.

— Иван, ваш фестиваль живет и развивается в течение большого периода времени. В чем залог его успеха?

– Мы, если можно так выразиться, оживляем «вечные ценности», преподносим высокое искусство используя новые оригинальные идеи и получается современное звучание! Тем не менее, само название фестиваля «ArsLonga» – «искусство вечно», обязывает нас не идти на компромиссы со вкусом, что мы и стараемся делать.

— Чем абсолютно новым знаменателен шестнадцатый по счету ArsLonga?

– Открытию фестиваля предшествовал кросс-атлантический мастер-класс легендарного пианиста XX века Байрона Джениса. Этот американский музыкант – единственный официальный ученик Владимира Горовица и представитель золотого времени нашего инструмента. Его записи я слушал с детства.

— В момент мастер-класса он находился в Нью-Йорке?

– Маэстро сидел за роялем, на Пятой авеню, и занимался с двумя выпусками Московской консерватории, которые находились в этот момент в Артистическом центре Ямаха за дисклавиром, – инструментом, позволяющем приводить в движение механические части инструмента (клавиши, педали) и воспроизводить музыку без участия человека в виде живого звука на расстоянии.

У дисклавира – до 1000 оттенков звучания каждой клавиши; 260 вариантов нажатия педали! Таким образом, рояль в Нью-Йорке создавал ощущение полного присутствия пианистов и передавал все нюансы их игры. Поистине, эти возможности создают невероятные перспективы для обучения музыки, особенно в такой огромной стране, как Россия.

— Вы всегда стараетесь привлечь к участию знаменитых музыкантов?

– Программу фестиваля я формирую самостоятельно, это сложный процесс – мне бы хотелось, чтобы концертов в рамках фестиваля было больше. Есть масса замечательных идей, проектов, интересных музыкантов. Кого-то я приглашаю сам.

В этом году мы привезли редкого гостя московских залов – глубокого пианиста, потрясающего человека Евгения Королева. Он для меня – как путеводная звезда, хотя есть много музыкантов, чьим мнением я очень дорожу. Непременным для фестиваля стал и вечер фортепианной музыки с моими замечательными друзьями – Ксенией Башмет, Степаном Симоняном, Михаилом Мордвиновым.
Стараюсь, чтобы раз в несколько лет мы выступали вместе, создавали такой особый уголок дружбы – делились опытом, накопленными впечатлениями, исполняли интересную редкую музыку.

— Расскажите о вашем концерте с актером Анатолием Белым.

– Мы исполнили необычную программу, прозвучали все Трансцендентные этюды Листа в обрамлении поэзии Пушкина и Лермонтова. Каждый этюд имеет четкую художественную коннотацию и подобрать к этому литературный отрывок было очень естественно. Хотя, подбор литературных отрывков занял очень приличное время; но были, конечно, простые и очевидные вещи, например, этюд «Мазепа»…

— Во время некоторых этюдов стихи звучали в момент вашей игры. Каковы были ощущения?

– Когда нам впервые удалось исполнить эту программу на замечательном фестивале П. И. Чайковского в Клину, это было не просто. Сказывается значительное время «ожидания» между этюдами, руки остывают, и каждый следующий этюд начинаешь играть «сначала».

Но знакомая много лет атмосфера консерватории и уже выбранная правильная «стратегия» позволили нам самим получить настоящее удовольствие от этого мини-спектакля.

— Много читаете? Ваш любимый афоризм о творчестве.

– Стараюсь продолжать читать, хотя, конечно, до объемов прочтенного в детстве уже никогда не добраться. Не всегда выбираю художественную литературу, стал чаще читать мемуары, а одно из последних впечатлений – книга Шимона Переса, человека невероятной судьбы и мудрости.

Сказать же об афоризме в контексте фестиваля легко: «Жизнь коротка, искусство вечно»!
 

Victoria

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Максим Венгеров: «Конкурсы сегодня должны трансформироваться»

04.11.2016


Максим Венгеров
Скрипач Максим Венгеров – один из самых ярких музыкантов современности, успешно сочетающий сольную карьеру с дирижерской и педагогической деятельностью.

В октября этого года Венгеров во второй раз председательствовал в жюри прошедшего в Познани 15-го Международного конкурса скрипачей им. Генрика Венявского, одного из самых авторитетных мировых музыкальных состязаний.

4 ноября 2016 Максим Венгеров выступит с сольным концертом в Москве, а 8 ноября в Петербурге на сцене Большого зала филармонии представит лучших конкурсантов. Во время конкурса с председателем жюри побеседовал Георгий Ковалевский.

Максим Александрович, вы уже второй раз возглавляете жюри одного из самых известных и престижных скрипичных конкурсов.

– Да, действительно. Конкурс скрипачей Венявского – это легенда. Первый конкурс прошел в 1935 году, победу одержала французская скрипачка Жинетт Невё, а вторую премию взял Давид Ойстрах.

Этот конкурс был также примечателен еще тем, что в нем участвовала и ныне здравствующая скрипачка Ида Гендель, которой в том время было всего 8 лет!

– Это разве конкурс без ограничения возраста?

– Сейчас возрастной ценз ограничен, в состязании могут принять участие скрипаче в возрасте от 16 лет до 31 года. В этом году самый молодой участник был 16-летний скрипач из Китая Ронг Ксингджоу, очень талантливый мальчик. К сожалению, он не попал в финал, поскольку общий уровень был очень высок.

На предварительном этапе конкурса я вживую отслушал 250 человек. Прослушивания проходили на четырех континентах, и уже непосредственно на конкурс приехали участники со всего мира, в том числе с Новой Зеландии, Австралии и Южной Америки.

Все прошедшие на второй тур 13 скрипачей были настолько сильны, что можно было спокойно их всех пропускать в финал. У жюри был очень сложный выбор и в итоге до заключительного тура были допущены семь участников, вместо шести положенных.

– Конкурс проводится раз в пять лет, и уже заслужил славу мировой витрины молодых скрипачей.

– Да, это витрина, и прекрасная возможность для того, чтобы члены жюри познакомились с молодыми музыкантами. У всех участников была возможность пообщаться с нами, услышать профессиональный совет.

Я считаю, что конкурсы сегодня должны определенным образом трансформироваться. Конкуренция конкуренцией, но обязательно должна создаваться дружественная атмосфера. Все должно служить главной цели – музыкальному развитию общества и молодежи.

Моя задача, как председателя жюри, чтобы каждый участник, даже если он выбыл на прослушивании, получил необходимое общение и услышал нужный для него совет. Проще всего сделать письменный отказ, но я стараюсь всех выслушать и говорю, что жюри собралось не для декорации, а для живого общения.

– А большой состав жюри был в этом году?

– Включая меня – 12 человек. Почетным председателем жюри в этом году стал композитор Кшиштоф Пендерецкий.

– Сейчас, к сожалению, в музыкальном исполнительстве существует тенденция, когда техника начинает превалировать над содержанием. Есть примеры, когда музыкант играет внешне совершенно безупречно, но внутри ему сказать особо нечего. Как с этим обстоит дело на конкурсе?

– Я совершенно с вами согласен, рациональное и духовное начала должны быть всегда в гармонии. То есть рациональное всегда служит духовному, и одно подпитывает другое.

Программа конкурса была рассчитана так, чтобы выявлять не только технические способности скрипача, но и его ощущения в музыке, его зрелостью. Очень интересно, что иногда семнадцатилетние ребята демонстрируют такой уровень, что остается только снять шляпу. Иногда они разумом не до конца осознают, какое произведение играют, но инстинктивно понимают и чувствуют, где его зерно и истоки.


– Как на конкурсе обстояло дело с современной музыкой?

– Всего невозможно охватить. У нас итак были нововведения – скрипичные сонаты Бетховена в первом туре и концерты Моцарта во втором. Можно, конечно, было бы поставить современное произведение, но и так программа была перенасыщена.

На мой взгляд, для современной музыки должны существовать свои отдельные конкурсы. Музыка рубежа XX – XXI веков – отдельный жанр и заслуживает специального внимания.

– А как дело обстояло с Бахом?

– С Бахом у нас был вопрос решен особым образом. Он не стоял на первом туре, поскольку часто так случается, что из-за Баха в принципе хороших скрипачей снимают с соревнования. Потому что мнения по Баху у членов жюри всегда будут отличаться. Ведь его музыку можно играть и в барочной манере, и в романтической.

На мой взгляд, нет универсального стиля для Баха. Ведь инструменты, на которых мы играем, несмотря на форму, доставшуюся с XVII века, далеко не те, что были раньше: иное натяжение струн, иной смычок. Поэтому в исполнении барочной музыки на современных инструментах уже есть несоответствие. Существую такие понятия как технический прогресс, как исполнительская мода.

В свое время Ростропович мне говорил:

«Максим, не будь о себе слишком большого мнения. Пока ты в моде – используй это и играй в свое удовольствие. Если из моды выйдешь, тебя отодвинут на второй план, а Шостакович, Чайковский, Моцарт все равно останутся».

Так вот, возвращаясь к Баху, мы поставили часть из сольной сонаты или партиты в программу второго тура, в качестве биса после концерта Моцарта. И я был поражен, что при множестве дискуссий насчет интерпретаций Моцарта, почти все члены единогласно оценили высокий уровень исполнения музыки Баха.

– В прошлом сезоне в Петербурге с успехом прошел Международный скрипичный фестиваль. Этой осенью уже второй фестиваль затронет и Москву, в частности, вы будете выступать в Большом зале Московской консерватории 4 ноября. Насколько на ваш взгляд это необходимо современному российскому обществу, в котором классическая музыка, к сожалению, занимает не самые высокие места?

– Скрипка – это королева всех музыкальных инструментов, для нее создан богатейший репертуар. На мой взгляд, ценность подобных фестивалей состоит еще в том, что делается акцент на профессионализме и ремесле в хорошем смысле этого слова.

Ведь настоящее ремесло ценилось во все века. Без того, чтобы быть сначала хорошим ремесленником, невозможно подняться и стать настоящим артистом и художником, волшебником музыки, где ремесло уже отходит на второй план.

Сейчас все ищут харизматичных личностей, забывая про профессиональную составляющую любого искусства. Поэтому идея руководителя фестиваля Вячеслава Зильберборда – прекрасна. Фестиваль возвращает слушателей в истоки скрипичного искусства, в XX,XIX век и далее, уходя к истокам подлинного мастерства.
Какой исполнитель! Наверное лучший в своем поколении. Когда могу - всегда хожу на концерты. Какое удовольствие его живьем слушать!
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Денис Мацуев о Гарри Гродберге: «Не стало символа мирового органного искусства»

11.11.2016


Гарри Гродберг
Гарри Гродберг в органном мире был примерно тем же, чем Зельдин в мире артистическом. Казалось, он вечен, впитав в себя все эпохи.

Рождалась масса новых виртуозов, чередою шли органные фестивали, но всегда на тумбах особняком висели его афиши, причем, до самого последнего момента — в Калининграде, Твери, Казани, Иркутске…

Он был первым и единственным в своем роде. И все его концерты, в отличие от прочих, шли с неизменными аншлагами. По сути, он был единственной органной суперзвездой.

Гродберг — целая философия. Это не просто поклонник Баха и исполнитель-виртуоз. Он создавал в Советском Союзе, в России свою органную державу — давая исключительное число концертов, способствуя установке весьма продвинутых инструментов в самых разных точках страны.

Для большинства молодых талантов его имя стало отправной точкой в выборе органной профессии.

Говорит Денис Мацуев:

— Он был близким другом для меня. Сложно произносить — «был». Ведь Гарри Яковлевич — рекордсмен моего фестиваля «Звезды на Байкале» в Иркутске, приезжал к нам девять раз, вот только последние года два не смог по состоянию здоровья…

Гродберг — символ всего мирового органного искусства, человек-легенда. Причем, в случае с ним вообще не чувствовалась разница в возрасте. Человек тонкий и глубокий, мы были единомышленниками. Гродберг для органистов как Рихтер для пианистов. Так примерно. Глыба.

— Причем, он до последних дней играл на сцене…

— Конечно, был поразительно активен, провел рекордное количество аншлаговых концертов в зале им. Чайковского. Никто к его уровню и близко не подошел. Он эксперт как исполняемой музыки, так и установки органов по всей стране…

— В свое время входил в Органный совет при Министерстве культуры…

— Входил, да, но дело даже не в этом. Он был новатором, пропагандистом, просветителем органа во всех частях света. Столь преданных искусству людей очень мало. Сцена его лечила, сцена его спасала, когда он болел.

Те минуты, когда мы с ним общались, я запомнил на всю жизнь, он мне столько интересного рассказывал и про Гольденвейзера и про Гедике, у которых он учился в консерватории.
И так удивителен был их тандем — с его музой Наташей, которая всю жизнь была его ассистенткой… они не представляли жизни друг без друга. И не расставались даже на сцене. Для нашего искусства это огромная утрата, таких легенд я больше не знаю. Когда уходит друг — это самое ужасное…
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
http://pianodoux.com/entretien-avec-la-pianiste-oxana-shevchenko/
Entretien avec la pianiste Oxana Shevchenko :
La carrière de pianiste (et de musicien en général) fait fantasmer beaucoup de gens et l’image de l’artiste qui vit uniquement de sa musique semble un monde fait que de beauté et de merveilles. Une vie excitante qui nous fait rencontrer beaucoup de personnes intéressantes ; on ne travaille pratiquement jamais à l’extérieur sous la pluie et dans le vent ; on voyage souvent ; on écoute et on travaille sur de la belle musique sans avoir à s’épuiser à des tâches peu gratifiantes ou routinières. Est-ce vraiment comme ça ? La réponse est : OUI ! Mais…



Tous les musiciens (ainsi que ceux qui vivent dans leur entourage) savent qu’il n’est pas toujours facile d’avoir ses bagages pour compagnons au quotidien avec pour un chez soi une chambre d’hôtel ; que de devoir se concentrer sept à huit heures d’affilée (quand ce n’est pas plus) par jour n’est pas toujours facile, qu’il n’est pas aisé d’avoir une vie de famille équilibrée avec une indisponibilité physique et mentale (pour cause de consécration de toute son énergie principalement à l’instrument) ; que de devoir préparer plusieurs programmes différents par semaine équivaut musculairement à courir un marathon ; que d’être assis presque toute la journée n’est pas bon du tout pour le dos et les jambes ; qu’on rencontre principalement des personnes du milieux musical mais qu’on se coupe du reste du monde (non, pardon…parfois on dit bonjour à la boulangère…) ; etc. Les musiciens ne s’en plaignent pas ; ils savent bien que la Musique vaut la peine qu’on lui accorde la priorité, qu’on fasse des choix et des sacrifices en sa faveur. Mais qui n’en fait pas ?

Brillante pianiste, Oxana Shevchenko a commencé sa carrière depuis plusieurs années déjà (vous trouverez toute sa biographie et son calendrier actualisé sur son site : http://www.oxanashevchenko.com ). Dans un rythme très soutenu de concerts, sa vie d’artiste est consacrée principalement à la préparation de ces moments partagés avec le public.

D.M. Quel est votre état d’esprit actuel ?

O.S. Pour le moment je suis en train d’apprendre à garder mon esprit calme, créatif et concentré malgré mon style de vie tout à fait nomade.

D.M. Qu’est-ce qui vous a amené à faire du piano exactement ?

O.S. J’ai commencé grâce à ma mère, à qui je suis très reconnaissante. Elle m’a amenée à faire tout ce qui faisait partie de l’éducation des jeunes filles de bonne famille à l’époque de l’Institut Smolny, en Russie : dessin, histoire de l’art, ballet, langues étrangères et plus tard du piano.

D.M. Quelles étaient les exigences plus particulières que vous avez constatées au Conservatoire de Moscou, qui n’ont pas cours dans les autres hautes écoles de musique ?

O.S. Après avoir obtenu mon diplôme du Conservatoire de Moscou, j’ai étudié à Londres au Royal College et à Lausanne à la Haute École de Musique. Il me semble que la différence globale dans ces écoles n’était pas l’exigence introduite par l’institution, mais l’attitude des étudiants.

Au conservatoire de Moscou la plupart des étudiants étaient très actifs, avec l’envie d’en savoir plus sur la musique et sur l’art. On cherchait à être impliqué dans plusieurs activités musicales, d’entendre plus de concerts et de se créer une opinion personnelle sur tout.

Au Conservatoire de Moscou il y avait également une ambiance unique. Comment vous sentiriez-vous, sachant que la salle où vous travaillez maintenant, était aussi la salle de travail pour Tchaikovsky, Rachmaninov, Neuhaus ou Richter?

D.M. Vous vous produisez en récital, accompagnée par des orchestres et également en musique de chambre. Avez-vous une préférence pour l’une ou l’autre de ces formations ?

O.S. Je trouve que ces trois activités sont dans la vie d’un musicien comme les hydrates de carbone, les graisses et les protéines pour une alimentation équilibrée. Les musiciens ont besoin des trois activités à mon avis, mais très bien équilibrées ! Si on se plonge dans l’une d’entre elles, comme par exemple la musique de chambre, on risque de se perdre en tant que soliste et vice versa. Il faut bien maitriser ce dosage. Je ne sais pas encore le faire, mais j’essaie de m’améliorer.

D.M. Aimez-vous mieux travailler pour les concerts ou pour les enregistrements, et pourquoi ?

O.S. Je ne suis pas mûre pour vous le dire car je ne sais pas encore bien différencier les deux mais je crois que l’idée reste la même: donner vie aux notes de musique, sans interpréter trop mal les idées des compositeurs.

Cependant l’enregistrement exige un travail au microscope, parce que chaque détail apparaît en gros plan, alors qu’au concert on serait tenté de « peindre en touches hardies » ; c’est un travail presque théâtral dans lequel les gestes, le rapport entre les sons et les silences sont également importants.

Quant à moi, j’aime mieux les concerts ; j’aime cette connexion instantanée entre la musique, le musicien et le public. À mon avis, c’est à ce moment que la musique peut naître : quand on a l’impression que les murs s’écartent, que le temps s’arrête. En bref, nous parlons de magie.

L’enregistrement est tellement plus difficile… Quoi que l’on joue en enregistrant, quand bien même ce serait fantastiquement réussi- on sera peu satisfait quand le disque sortira, et moins encore 10 ou 20 ans après, parce qu’à ce moment-là on le penserait totalement différemment. Par exemple, David Oïstrakh, alors qu’il avait 50 ans, disait avec beaucoup de sincérité qu’il aurait aimé que tous ses enregistrements soient détruits.

Une de mes actrices préférées, Faïna Ranevskaïa (1896-1984) qui était plutôt une actrice de théâtre, s’est exprimée à propos du tournage de cinéma en ces termes : c’est un crachat dans l’éternité, l’argent sera très bientôt mangé, mais la honte va rester pour toujours !

D.M. Quels sont les pianistes qui vous ont le plus impressionnée et pourquoi ?

Il y a certainement beaucoup de pianistes que j’admire, qui m’inspirent et m’influencent. Toutefois Maria Yudina (1899-1970, pianiste russe) occupe une place très spéciale dans mon cœur.

Elle vivait aux temps les plus horribles, difficiles et dangereux : elle a participé à deux guerres un tant qu’infirmière : lors de la première guerre mondiale et pendant la deuxième guerre mondiale elle s’est beaucoup produite dans le cadre d’une brigade de concert, en allant d’un front à l’autre.

Étant une personne infiniment fidèle, elle n’a jamais trahi ce à quoi elle croyait: elle a parlé ouvertement de la foi alors que c’était dangereux pour sa vie et elle a soutenu la musique contemporaine qui était strictement interdite.

Maria Yudina était une personne libre dans un pays totalement fermé et dictatorial.

Etant l’une des personnes les plus intelligentes de son temps, elle n’a jamais cessé d’étudier. Parmi ses amis, on trouve d’éminents scientifiques et des grands poètes.

Cette pianiste était une musicienne de premier plan, qui a livré non seulement une expression de son époque à travers ses interprétations, mais qui a aussi beaucoup oeuvré pour populariser la musique contemporaine.

D.M. Quels sont les enregistrements d’autres pianistes qui vous sont très chers, et pourquoi ?

O.S. Un de mes enregistrements préféré est l’intégrale des concertos de Prokofiev (notamment le n° 2) fait par Vladimir Ashkenazy et London Symphony Orchestra dirigé par André Previn. La découverte de la musique de Prokofiev à travers cet enregistrement, il y a plusieurs années, a été pour moi l’un des moments-clés de ma vie de pianiste.

Il y a également l’enregistrement des Mazurkas de Chopin par Ignaz Friedmann. Au Conservatoire de Moscou, dans le cadre des cours portant sur l’histoire du pianisme, nous entendions beaucoup d’enregistrements des artistes du début du XXe siècle. Grâce à ce cours, j’ai découvert Ignaz Friedman, dont interprétation de Chopin nous relie, comme par les sortilèges d’une machine à remonter le temps, à l’époque de Chopin.

Et je pourrais citer d’autres enregistrements tels que les Variations Goldberg (celles de 1955) de Glenn Gould ou encore la Sonate op. 57 (dite Appassionata) de Beethoven par Vladimir Sofronitsky.

D.M. Quelle serait pour vous le piano idéal, en tant qu’instrument ? Et l’acoustique idéale ?

O.S. En fait, je ne suis pas très exigeante, ayant dû travailler sur des pianos peu jouables preque toute ma vie. Si le piano a toutes ses touches et s’il est bien réglé, c’est déjà très bien!

Il me semble que les pianos les plus merveilleux ont été construits en Allemagne au début du XXe siècle, avant « La révolte des masses » ; j’ai eu de la chance d’en jouer quelques-uns. Ils étaient très différents des pianos actuels du fait qu’ils n’ont pas été créés pour être joués dans le volume des actuelles salles de concert qui sont parfois grandes comme des stades. Ces pianos anciens avaient un très beau son, personnalisé, ils donnaient aux pianistes une chance de créer une palette sonore plus riche et plus complexe.

En ce qui concerne mon acoustique idéale, il n’est pas nécessaire de la décrire : elle existe au Wigmore Hall à Londres !

D.M. Quel serait le répertoire que vous aimeriez jouer à l’avenir ? Et le répertoire que vous avez le plus aimé jouer jusqu’à présent ?

O.S. En dresser une liste serait interminable ; nous autres pianistes sommes heureux d’avoir tant de grande musique écrite pour notre instrument. Pour le moment, je suis impatiente de jouer trois grand « B » : les Variations Goldberg de Bach, le Concerto n° 2 de Brahms, le Concerto n° 2 de Bartòk.

D.M. Comment faites-vous pour vous préparer en vue de vos nombreux engagements ? Planifiez-vous votre journée d’une manière très précise ? Combien d’heures travaillez-vous quotidiennement ?

O.S. Heureusement ou malheureusement, mes engagements ne sont pas trop nombreux ; cela ne me pose donc pas un gros problème. De toute façon, je suis une nature rétive à la planification. Lorsque j’essaie de programmer d’avance une journée, celle-ci ne se déroule jamais comme prévu et ça me rend triste et me préoccupe jusqu’au lendemain.

Donc, je suis en train de me conformer à une règle d’enfance : faire la plupart du travail avant midi ; cela m’oblige à me réveiller assez tôt.

J’essaie de travailler autant que je peux, mais ce n’est jamais assez !

D.M. Vous avez participé et remporté de nombreux prix à des concours internationaux (entre autres Scottish Piano Competition à Glasgow, Sendai en Chine, Epinal en France, Concorso Ferruccio Busoni et récemment Concours Franz Liszt en Italie, etc.). Avez-vous une stratégie particulière dans votre préparation, autant sur le plan physique, nerveux, diététique, etc. ?

O.S. Mon unique stratégie est de travailler beaucoup, avec et sans piano ; de jouer pour mon professeur, faire des rodages pour mes amis (afin qu’ils puissent me dire que c’était affreux) et après ça, retourner à travailler.

Pour le reste, je ne change pas vraiment de mode de vie en me préparant pour les évènements importants.

Mais votre question me fait refléchir et je vais aprofondir ma refléxion à ce sujet…

D.M. Quel est votre plus grand renoncement consenti par amour du piano ?

O.S. Je ne crois pas en avoir fait. Par chance, je n’ai jamais eu à faire un choix entre la musique et d’autres domaines.

D.M. De très nombreux pianistes très doués cherchent à s’affirmer au plan international. Comment percevez-vous cette concurrence et quels facteurs sont susceptibles de permettre à un artiste de sortir du lot aujourd’hui, selon vous ?

O.S. A vrai dire, je suis née avec un grave défaut : je ne ressens pas de jalousie à l’égard de mes collègues. Fondamentalement, je suis heureuse de rencontrer des pianistes de talent, et j’aime encore plus rencontrer les meilleurs ! J’aime bien un proverbe chinois qui dit : laissons toutes les fleurs fleurir.

En ce qui concerne les facteurs qui distinguent un artiste, je crois que c’est une somme d’aspects différents : la personnalité, l’apparence, la confiance en soi jouent un rôle très important ; parfois plus important que son parcours artistique et que son réel talent.

D.M. L’enseignement est-il une activité qui vous intéresserait ? Et quels conseils donneriez-vous à tous ceux qui rêvent de se consacrer à une vie de concertiste ?

O.S. Tous les musiciens avec qui j’ai travaillé m’ont dit que l’expérience en pédagogie enrichit, qu’elle aide à comprendre les causes des problèmes et qu’elle aide même, parfois, à trouver des solutions efficaces plus rapidement. Il est certain que cette activité m’intéresserait mais ce sera un peu plus tard, soit quand j’aurai plus d’expérience, quand j’aurai plus à partager.

Récemment j’ai lu un article de Peter Donohoe (pianiste britannique), dans lequel il disait qu’il conseille toujours aux jeunes musiciens de quitter le piano avant que ce soit trop tard, s’ils peuvent vivre sans la musique et l’instrument.

Au début, je pensais qu’il était trop cruel, mais après avoir réfléchi, je me suis trouvée en accord avec Mr Donohoe : la vie d’un concertiste n’est pas une vie rose. Si les élèves ne sont pas en mesure de quitter la musique (comme c’est mon cas), je donnerais un seul conseil : appréciez la musique qui est en vous et non pas vous-même dans la musique.

D.M. Que peut-on vous souhaiter de mieux pour votre carrière ?

O.S. J’accepterais volontiers des souhaits tels que : « bonne chance », « bon courage » et ceux qui iraient dans le sens de se voir multiplier les projets intéressants.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Давид Герингас: «Мы не музыку любим, а наше впечатление от нее»


Давид Герингас
Знаменитый виолончелист — о Бетховене, Губайдулиной, Ростроповиче и миссии первооткрывателя.

В Москве открывается VIII фестиваль Бориса Андрианова Vivacello, посвященный исключительно виолончельной музыке. Среди участников — представители разных поколений и школ.

Специальный гость — прославленный Давид Герингас, отмечающий в этом году 70-летие.

— В Большом зале консерватории вы исполните сонаты Бетховена. Чем обусловлен выбор?

— Первая соната — настоящий Бетховен. Отталкиваясь от нее, юношеской и живой, интересно проследить трансформацию — от светлой, хотя и серьезной, молодости, через романтические переживания Третьей сонаты к зрелой мудрости в Пятой, где композитору уже не нужно 32 такта, чтобы высказаться, — он пользуется короткими мотивами.

И тем труднее это играть — если что-то пропустишь, появляется недосказанность. Заканчивается всё грандиозной фугой. Для меня это самая актуальная программа для празднования 70-летия.

— Ваш партнер — Филипп Копачевский, музыкант совсем другого поколения…

— Филипп заменит английского пианиста Иана Фонтейна, с которым мы дважды записали на СД, а в апреле исполнили все сонаты Бетховена в один вечер. Сейчас мы с ним относимся к этой музыке как к любимой книге. Когда начинаем «читать» — каждый раз открываем новое, поэтому не любим репетировать эту программу.

К сожалению, 20 ноября Иан занят, но с Филиппом мы находимся в творческом процессе. Уже на первой репетиции нашли общий язык, он очень проницательный пианист.

— Вы были и остаетесь хорошим другом Софии Губайдулиной, которой в конце октября исполнилось 85 лет. Почему празднование этой даты несопоставимо по масштабам с торжествами, посвященными советским классикам?

— Наверное, это влияние времени. Люди не придают большого значения композиторам, с именами которых связана последняя четверть XX века. Впрочем, по моему мнению, частота исполнения произведений того или иного автора всегда находится в прямой зависимости от солистов или дирижеров. Валерий Гергиев — яркий тому пример.

В этом году он задался целью сыграть все произведения Сергея Прокофьева, и он это реализует. Причем его интерес не ограничивается популярными партитурами. Гергиев берет на себя функции первопроходца и включает в программы редко звучащие неизвестные произведения.

— Пример хороший, но согласитесь, огромный пласт сочинений, родившихся после Прокофьева и Шостаковича, практически не выходит за пределы фестивальных программ.

— Такие композиторы, как Кшиштоф Пендерецкий, уже давно пытаются выйти из этой тупиковой ситуации — они сами исполняют свои сочинения, возвращаясь к практике композиторов начала XIX века. Тот же Бетховен сам организовывал издание партитуры, находил зал, оркестр. Наверное, у него были помощники, но все это входило в сферу его ответственности. Он сам дирижировал.

Был и другой случай: Роберт Шуман, как известно, однажды заболел — переиграл руку, что положило конец его карьере как сольного исполнителя. Зато Клара Вик, его жена, оказалась прекрасной пианисткой. С тех пор и пошло раздвоение — появились солисты.

Судьба того или иного сочинения неразрывна с устремлениями исполнителя. Я пытаюсь идти по этому пути всю жизнь. Написанный для меня концерт Софии Асгатовны я сыграл около 50 раз, приезжал с ним в Казань, чтобы открыть I фестиваль Concordia. Тенденции последнего времени таковы, что публика интересуется новейшими произведениями, когда композитор продолжает работать так же активно, как Губайдулина. В то же время написанная 20 лет назад музыка оказывается на обочине и продвигать ее сложнее.
— Это проблема продуктивных композиторов?

— Да, например таких как Эрнст Кшенек. Он посвятил мне свое последнее произведение — Dyophonie для двух виолончелей. Мы сыграли его в 1988 году в Любеке. Всего тогда прозвучало 25 произведений Кшенека — камерных, ансамблевых. Эти программы вызвали огромный интерес. А многие его произведения и сейчас еще ни разу не звучали. Но для этой миссии первооткрывателя нужно время.

— Порой продуктивные композиторы сами создают себе конкуренцию?

— Конечно. К примеру, Йозеф Гайдн. Когда мы начинаем говорить о том, как любим его музыку, не можем ничего сказать о его 77-й или 99-й симфонии, к примеру.

То же самое с Моцартом. Мы знаем только 5-10% его наследия. Своими глазами наблюдал такой курьезный случай. В день рождения Моцарта, 27 января, журналисты одного из каналов немецкого телевидения расспрашивали прохожих о любви к его музыке. Кто-то восторженно ответил, что Моцарт — его кумир, и напел мелодию, которая оказалась менуэтом Луиджи Боккерини. Сюжет с гордостью крутили каждые полчаса.

Мне было очень интересно, чем всё закончится. Наконец голландский шоумен, которого пригласили в качестве гостя в студию, не выдержал и сказал: «Это же не Моцарт!» Ведущая очень удивилась. Так что люди в массе своей сами не знают, что они любят.

— Некоторые музыканты действуют радикально, как ваш наставник — Мстислав Ростропович, который сыграл виолончельный концерт Дютийе дважды за один вечер. Вы поддерживаете такой подход к продвижению новой музыки?

— Это произошло в Экс-ан-Прованс, и публика прореагировала очень сдержанно. А Мстислав Леопольдович считал, что Дютийе написал невероятную музыку, и сказал залу: «Сейчас мы сыграем еще раз». И повторил от начала до конца 25-минутное произведение. Потому что никто, даже самый большой музыкант, не в состоянии с ходу расслышать всех красот.

Это как чтение романа — мы можем перечитывать его десятки раз и всегда находить что-то новое. Поймите, что музыки не существует. Это перманентное состояние, отпечатывающееся в нашей памяти. Мы не произведение любим, а впечатление от него.

— Сколько времени должно пройти, чтобы новое произведение стало узнаваемым?

— Курт Зандерлинг сказал замечательную фразу, которая нам очень подходит. Его спросили: «В каком возрасте надо начинать дирижировать Девятую симфонию Бетховена?». Он ответил: «Чем раньше, тем лучше, потому что первые 25 исполнений будет ерунда».

— На днях Санкт-Петербургская консерватория назвала вас своим почетным профессором. Как ваша творческая жизнь связана с этой регалией?

— Я являюсь единственным струнником, удостоенным званий обеих консерваторий — Московской и Питерской, для меня это огромная честь. С Санкт-Петербургом меня связывает концертная деятельность и организованный мной ансамбль виолончелистов. Я неоднократно выступал с Гергиевым, дважды открывал сезон с Темиркановым. Так что был очень рад опять приехать туда с моим любимым концертом Шостаковича.
 

Наталия С.

Модератор
Команда форума
Модератор
Privilege
Путь свободы Теодора Курентзиса: о самоцензуре, Бобе Уилсоне и Моцарте

03.12.2016


Теодор Курентзис. Фото – m24.ru/Юлия Чечикова
Московскую публику ждет новогодний подарок: 28 декабря 2016 года в Большом зале консерватории дирижер Теодор Курентзис и оркестр Пермского оперного театра musicAeterna исполнят музыку балета “Золушка” Сергея Прокофьева, а летом маэстро откроет Зальцбургский фестиваль постановкой “Милосердие Тита”.

На прошлой неделе на фестивале “Diaghilev P. S.” в Санкт-Петербурге Курентзис исполнил музыку к балету “Ромео и Джульетта” Сергея Прокофьева. Также дирижер рассказал о своих планах, идеях и мировоззрении.

Модератором встречи в Музее современного искусства “Эрарта” выступил композитор Леонид Десятников. Самые интересные моменты беседы приводим в материале.

О “Травиате” Боба Уилсона
Замысел Уилсона состоял в том, чтобы построить некое ледяное пространство, морозильник, где люди сохраняют свои горячие эмоции. У каждого в душе есть морг, где он тщательно, с какой-то надеждой сохраняет своих призраков.

Когда Уилсон приезжал ко мне, я ставил ему сочинения для органа Оливье Мессиана. Боб слушал с закрытыми глазами сорок минут. В какой-то момент мне даже показалось, что он уснул. А потом он сказал, что так слушает музыку.

На самом деле идея иллюстрировать то, что уже существует – убогая. Лучше опустить глаза, отпустить себя в этом эксперименте, разрешить себе наполняться тем, что происходит вокруг.

То, что делает Уилсон – инсталляция, которая не мешает публике слушать музыку. Но все это работает, если музыка подлинная, искренняя, горячая.

Он привел потрясающий пример: как-то Боб пригласил на свидание Марлен Дитрих. Она сказала: “Why not?” Все происходило в ресторане. Она курила, подошел официант и спросил: “Госпожа Дитрих, почему вы всегда такая холодная?” Она подняла бровь и ответила: “Sweetheart, слышал когда-нибудь мой голос?”

Игра, в основе которой контраст разных движений, рождает возможность уйти из эстетики. У Уилсона эстетики нет. Театр Но, Кабуки, пост-арт – винегрет, который позволяет найти статику. Боб применяет стратегию эстетики, разрушающую штамп. Но если музыка исполняется не на должном уровне, из всего этого может выйти пародия.

Уилсон предложил мне поработать вместе над “Тристаном и Изольдой”. Как делать эту оперу – важный вопрос в моей жизни. После выборов в США у меня большие надежды, что мы чаще будем видеть Уилсона в России.

О новых именах Пермской оперы
Главный дирижер Пермского театра Валерий Платонов сказал мне, что есть одна певица. Ее никто не знает, но она фантастическая. На прослушивание пришла Надя Павлова. Я видел, что у нее хорошие вокальные данные, но я с подозрением отношусь к прослушиваниям, потому что по опыту знаю – есть исполнители, которым удается создать очень хорошее впечатление от первой встречи, а дальше происходит иначе.

Мы начали работать, и я толкнул Надю в опасную зону без компромисса. Она выдержала эту нагрузку. У нее тигр внутри, какая-то жизненная обида. Мы работали сложно, со слезами. Я ей говорил, что делаю это потому, что хочу помочь ей начать новый этап в творчестве, а не потому, что я мучитель или садист. И она это поняла.

Не могу сказать наверняка, но, думаю, ее ждет большая мировая карьера. Режиссер Валентина Карраско отзывалась о ней как о лучшей актрисе, которую она когда-либо видела на сцене.


Леоднид Десятников и Теодор Курентзис. Фото – m24.ru/Юлия Чечикова
У нас в театре есть еще одна гениальная певица (гениальная для гурманов) – Зарина Абаева. Однажды она так пела Дездемону, что я не мог дирижировать. Какой-то сакральный момент наступает во время ее пения, и кажется, что время останавливается.

Она очень меланхолична, не любит показывать себя. Но у нее есть внутренняя чистота, она умеет открывать дверь, чтобы показать это окружающим. Нужно много пережить, чтобы понимать, какой потенциал у этой девушки. Это бриллиант.

О “Травиате”, которую не привезут в Москву
“Травиата” не приедет в Москву на “Золотую Маску”. Мне кажется, и не надо. На фестивале я всегда вынужден идти на компромисс – часто попадаются залы с неподходящей акустикой. Для “Травиаты” нужно время, чтобы выстроить такой свет, как хочет Уилсон (большего перфекциониста, чем он, не найти!).

Я играл все оперы Моцарта в Москве и заметил, что в зал не попадают те люди, которых я бы хотел видеть на своих спектаклях. Большая часть – приглашенные чиновники, которые в аду не видели “Дона Жуана”.
О программе Зальцбургского фестиваля
С Питером Селларсом поставим “Милосердие Тита”. В Коллегиенкирхе – церкви, расположенной напротив дома, где родился Моцарт, будем исполнять Шнитке – концерт для хора на стихи Григора Нарекаци.

В Фельзенрайтшуле сыграем Первую симфонию Малера и скрипичный концерт Альбана Берга “Памяти ангела” с Патрицией Копачинской.

В следующем году запишем все симфонии Бетховена в венском Концертхаусе. Из всех записей Бетховена я не назову ни одной, которая бы мне нравилась. Я даже не уверен, что мне удастся сделать то, что мне понравится. Есть в планах “Коронация Поппеи” Монтеверди. В Экс-ан-Провансе сыграем ораторию “Соломон” Генделя. Еще очень много планов – с Байройтом, например.

О взглядах на наследие Малера
Я счастлив, что мы исполнили Шестую симфонию Малера так, как задумывали. Это лабиринт, в котором приходится жить долгое время, чтобы выработался автоматизм. Когда я играл в фильме “Дау”, Хржановский говорил мне:

“Я хочу, чтобы ты два года жил внутри декораций. Чтобы когда ты вставал умыться, не искал рукой включатель. Это движение было доведено до автоматизма.”

То же самое с Малером – ты можешь пройти этот лабиринт, но не изучая его, а живя в нем постоянно. Тогда он перестанет быть лабиринтом и превратится в открытый пейзаж.

О Моцарте, которого записали дважды
Я доволен результатом. Было непросто вернуть музыке Моцарта революционность. Мне было интересно поразмышлять, что бы подумали о нашем исполнении люди, жившие до написания “Дона Жуана”.

Первая запись этой оперы – самая любимая у продюсеров, они хотели ее выпустить. Ее бы ожидал коммерческий успех, но получилось вовсе не то, что я хотел сказать. И я рад, что мне дали возможность полностью переписать эту оперу.

Когда мы приедем в Пермь, сожжем изначальную версию на костре. А то, что у нас получилось потом – утрированная мелодрама и drama giocosa, которая может произойти в две минуты в страшном подсознании. Это как собеседник, который тебе постоянно улыбается, а под конец показывает черные зубы, а потом снова улыбается и говорит: “Это игра”.

Об умышленном ограничении собственных идей
Самоцензура – путь свободы. Если вдруг меня завтра уволят, я не буду плакать. Я делаю то, что считаю нужным и не стараюсь быть более корректным. Самоцензура – когда я могу ограничить свой посыл, потому что уважаю собеседника. Моя свобода прекращается там, где начинается твоя свобода, и я не могу нарушить это.


Теодор Курентзис. Фото – m24.ru/Юлия Чечикова
Если знаменитый художник просит в морге предоставить ему человеческие мозги – у него нет самоцензуры. А я не хочу, чтобы из моих детей и родителей делали музейные экспонаты. Я не хочу, чтобы кто-то зарабатывал деньги на крови моих близких и любимых.

Кто-то скажет – почему Теодор такой консервативный? Все имеет смысл существования. Если Десятников хочет играть произведение, а мне оно не нравится, тема заканчивается очень быстро – я просто не иду на концерт. Но люди хотят пойти и выказать свое отношение. Если сравнивать, то это как язык, который любит больной зуб. Это акция власти, пытающаяся обрести почву.

Я против цензуры, но за самоцензуру. Если я чувствую, что хочу делать что-то хорошее для людей, показывая нечто жестокое, но моя цель – любовь для всего человечества – это одно. Если жестокость против человечества – часть моего онанизма в пятизвездочной гостинице, тогда я должен прекратить эту игру.

После написания “Литании Сатане” Бодлер сказал:

“Все мои стихотворения написаны во имя любви к человеку. Я погружусь глубже во мрак и нанесу себе рану, чтобы те, кто болеет, не были одни”.

Это христианская черта. Но если мы занимаемся искусством, чтобы вызвать эпатаж, то наносим вред. Поэтому я за самоцензуру.

О композиторстве
Я сочиняю очень тихую музыку. Она – как голоса издалека. Тебе кажется, что это музыка, которая возникает только в голове. Когда я пишу, чувствую себя более здоровым, потому что не обманываю людей в своей дирижерской ипостаси.
 

Пользователи онлайн

Сейчас на форуме нет ни одного пользователя.

ClassicalMusicNews.Ru

Сверху